проигравших одним из «Liberators» – избавителей от власти тирана – был поэт-лирик Гораций. Эта битва велась за овладение дорожной сетью, соединявшей Восток и Запад, за расположенные в ее окрестностях золотые и серебряные прииски, а также – за Республику и идею Romanitas. Неподалеку от Филипп торжествующие представители державы возвели над Эгнатиевой дорогой громадную триумфальную арку. Ныне это – лишь заброшенная груда почерневших каменных глыб посреди кукурузного поля. На поле сражения, подтолкнувшего развитие событий в Старом и Новом Риме, местные фермеры частенько натыкаются на наконечники стрел, сломанные мечи и остатки разбитых шлемов. Вергилий, волнующе описавший Филиппы в «Георгиках», оказался не только поэтом, но и пророком:…Не устыдились, увы, всевышние нашею кровью Дважды Гема поля и Эматии долы удобрить. Истинно время придет, когда в тех дальних пределах Согнутым плугом своим борозду прорезающий пахарь Дротики в почве найдет, изъязвленные ржою шершавой; Тяжкой мотыгой своей наткнется на шлемы пустые И богатырским костям подивится в могиле разрытой{117}.

По пути в Византий купцы и дипломаты могли остановиться в банях, построенных у Эгнатиевой дороги через равные промежутки. Прекрасный (хотя и заброшенный) пример одной из таких бань – в Ад-Квинтуме, в Албании – незаметно пристроился у обочины автомагистрали, под которой ныне скрывается древняя римская дорога. Это сооружение, чьи стены еще сохраняют тускло-красный, типичный для римских построек цвет, сейчас сторожат лишь крапива, козий помет, тучи москитов и собачий лай. Однако то, от чего ныне остались лишь осыпающиеся развалины (лежащие в тени возведенных в 1970-х гг. напротив маоистскими китайцами гигантских, угрожающих металлических каркасов), некогда свидетельствовало о непрерывности римского владычества, раскинувшегося от Вечного города до самого Византия.

В 73 г. н. э. Византий официально стал провинцией Римской империи благодаря Веспасиану, который затем в его древнем акрополе основал монетный двор{118}. Также где-то после 117 г. за работу взялись строители императора Адриана, приступив к строительству акведука{119} (возможно, Адриан, поборник эллинской культуры, и сам бывал в городе примерно в 123 г., дав толчок культурному возрождению{120} и осуществив каптаж источника в Белградском Лесу, чтобы обеспечить водой расположенный ниже город). Стены города поддерживались в хорошем состоянии и ремонтировались. Вот что об их громком существовании писал историк Дион Кассий: «…и я смотрел, как они стоят, и даже слышал, как они “говорят”… звук одинаково передавался через все башни… все – одна за другой – подхватывали эхо и передавали звук дальше. Вот какие стены имел Византий»{121}.

И вот, спустя 800 лет после своего основания греками, Византий начал ощущать жизнь, как все другие римские города. Город стал частью чего-то большего, частью идеи, составляющей Рим. Однако в 193 г. Византий очутился на стороне противника в борьбе политических сил и ощутил на себе ярость обиженного императора.

Песценний Нигер, человек дела, на протяжении одного года и месяца в 193–194 гг. бывший римским императором, пользовался благоволением своих предшественников, императоров Марка Аврелия и Коммода. Понимая, какое (в стратегическом и материальном отношении) значение имеет Византий – «богатый людьми и средствами», как писал Геродиан в «Истории императорской власти после Марка»{122} (все эти рыбы так и толкали к византийскому берегу, игнорируя «город слепых» Халкидон), – Нигер выбрал этот город центром своей деятельности. Выбрал не в последнюю очередь потому, что он «был окружен мощной, очень высокой стеной, сделанной из мельничных жерновов, так плотно скрепленных и соединенных между собой, что всякий счел бы, что сооружение сделано из единой глыбы»{123}. Сидя в Византии, Нигер провозгласил себя истинным императором – в противовес Септимию Северу, которого он объявил самозванцем.

Север обрушился на оклеветавшего его претендента на трон. Убедившись, что его численно превзошли и обхитрили, Нигер бежал в соседнюю Никею. Но Север все же окружил Византий. Затем последовала жестокая, продолжавшаяся три года осада. Дион Кассий ярко описывает, как коварные византийцы подстраивали вражеским судам ловушки (отправляя ныряльщиков, которые перерезали якорные канаты, привязывая к якорям цепи, тянувшиеся к городским стенам), а затем подтягивали их, похищая припасы, плели канаты из женских волос, обрушивали каменную кладку со стен театров и бронзовые статуи на своих обидчиков{124}. Некоторые самые отчаянные спаслись во время непогоды и штормов, когда никто бы не отважился преследовать беглецов. Оставшимся же пришлось вымачивать кожу, чтобы утолить голод, а в конце концов, «поедали друг друга». Ситуация в Византии была более чем безнадежной.

Самозванец туда-сюда метался по Азии, сторонники его рассеялись, а Север неуклонно завоевывал все больше поддержки – и вскоре Нигер оказался в безвыходном положении. В конце концов его схватили в Антиохии и отрубили голову, а разлагающуюся голову доставили к стенам Византия, чтобы убедить жителей открыть ворота. Горожане отказались капитулировать, и Север велел стереть с лица земли и стены города, и его спесивых, непокорных жителей. Гордыни он не потерпит. Кое-кто из жителей пытался бежать, разобрав свои дома и соорудив лодки из лаг, досок и стропил. Многие потерпели крушение, и раздутые, окровавленные тела беглецов прибило к берегу. В Византии «застонали и зарыдали». Византийских солдат и магистратов Север казнил, а город обратил в руины. «Византий, лишенный театров, бань, всех украшений и чести, был подобно деревеньке отдан в рабство перинфянам [жителям соседнего города]»{125}. После этого насаженную на копье, попахивающую голову Нигера отправили в Рим.

Для города эти события могли стать началом конца, однако после своей победы Септимий Север вместе с сыном Каракаллой (которого, как прежде Алкивиада с Павсанием, этот город буквально пленил) решил отстроить Византий заново – больше и лучше прежнего – и обнести новым кольцом стен. В планы входило и строительство двух портов на Золотом Роге (оба были достроены в XIX в.), а внутри стен оказывались два холма (многое, похоже, было сделано, исходя из того, что Византий, как и Рим, стоит на семи холмах). Возвели открытые для публики термы Зевксиппа, восстановили военную учебную площадку, Стратегий (которая ныне погребена под станцией метро «Сиркеджи») и городскую тюрьму{126}. Со Стратегия можно было сразу попасть в один из византийских портов – в этом городе военным вода была столь же необходима, как и