Мировое сообщество, оказывается, беспомощно перед лицом любой банды преступников.

«Кардинальный урок Сребреницы, – говорится в докладе генсека ООН, – заключается в том, что целенаправленная и систематическая попытка террора, изгнания или убийства целого народа должна получать отпор всеми необходимыми средствами и наталкиваться на политическую волю довести этот отпор до логического конца».

На косовском кризисе изначально лежала тень Сребреницы. Косово – это фрейдовский сон ООН, компенсация и расплата за ее бездействие в Сараеве и бессилие в Сребренице. Запад не мог позволить себе повторить прежнюю ошибку, даже если при этом рисковал совершить новую. Угроза «этнической чистки» в Косове (сербами албанцев) включала эскалатор противодействия, который уже действовал автоматически ступень за ступенью, вплоть до бомбовых ударов.

Что вовсе не делает Россию более похожей на Запад. Бросить гордо им прямо в лицо: «В Чечне мы с вас взяли пример» (и капризно добавить при этом, что мы их за бомбежки осуждаем), нам не удастся. «Они» в Косове вовсе не такие, как «мы» в Чечне.

НАТО не бомбило страну или город, НАТО бомбило то, что считало военно-стратегическими объектами. Ошибаясь при этом, вплоть до фантасмагорического удара по китайскому посольству в Белграде. Но между ошибкой наводчиков ракет и преступлением политиков все-таки есть разница. (В Пекине в этом не сомневались ни секунды.)

Сотни тысяч албанцев бежали не от натовских бомбардировок, а от этнических чисток, которые проводили сербские каратели. Да, выяснилось, что своего апофеоза чистки в Косове достигли после начала бомбардировок, которые были призваны их прекратить. Еще одна грубейшая, на этот раз политическая, ошибка: корректные западные компьютеры просто не умеют прочитывать и просчитывать психологию диктатуры – речь, естественно, о мозгах, а не о машинах. Но, к слову сказать, а что, если НАТО бомбит телевизионный центр в Белграде, то Белград получает право на оргию чистки в Косове?

Повторю вопреки модному Талейрану: между ошибкой и преступлением есть разница. И есть вещи, которые Запад, мировое сообщество, цивилизация – подставьте слово по вкусу – уже не хочет терпеть, не может терпеть в конце XX века. Государственный терроризм. Государство как орудие неразборчивого массового поражения в правах, как орудие этнических чисток. Тень геноцида… Таков, во всяком случае, атлантический консенсус, что и показало Косово.

Кстати, и нам стоило бы лучше понимать западные мотивы. Запад против того, что Москва борется с терроризмом? Ничего подобного. Он, в сущности, даже готов был закрыть глаза на то, что под лозунгом борьбы с терроризмом велись военные действия против чеченского сепаратизма. Он только против того, чтобы ради этих целей предъявляли ультиматумы городам и превращали в беженцев и перемещенных лиц сотни тысяч жителей. Нет в современной цивилизации такого суверенного права – сжигать города, пусть даже «свои», что совсем уж нелепо, и выносить приговоры целому народу.

Конечно, с Россией Запад воевать не будет, Запад не может превратить Россию в Ирак или Югославию. Это мы сами можем превратиться в Ирак или Югославию.

А в бывшую Югославию Запад залез, потому что не смог остаться в стороне. И завяз по уши, встретив невиданное сопротивление. В науке это называется «сопромат» – сопротивление материала.

Мировое сообщество не может изменить климат на Балканах. Оно не в состоянии перетащить Балканы из их кровоточащей больной истории в благополучную европейскую географию. Это могут сделать только балканские жители. С течением времени. И только сами. Но Запад будет снова и снова, теряя терпение, пытаться это сделать. Трудно быть богом. Легко им не быть.

На рубеже XVI и XVII веков прекрасный английский поэт Джон Донн отчеканил совершенную формулу гуманизма:

В середине ХХ века Эрнест Хемингуэй поставил эти строки эпиграфом к роману «По ком звонит колокол». Так они до нас и дошли. В стране Архипелага ГУЛАГ весть о том, что ни один человек не остров, звучала особенно пронзительно.

Свою статью в «Известиях», посвященную Гаагскому суду над Слободаном Милошевичем, Юрий Лужков назвал длинней, чем романист: «Не спрашивай, по ком звонит колокол». На свой невопрос он отвечает более метафизически, чем поэт: «Он звонит по потерянной справедливости».

Насколько я помню, мэр Москвы впервые так страстно поднял свой голос в защиту потерянной справедливости. В Москве проживает 9 миллионов человек. В России – 145 миллионов. На всем земном шаре – 6 миллиардов. Почему из всего многообразия человеческих судеб для московского мэра свет справедливости сошелся клином именно на Слободане Милошевиче? Эту загадку стоит разгадать, тем более что голос Юрия Лужкова не одинок, в нашей публичной политике и прессе из таких голосов сложился нестройный и очень громкий хор, и мэрское выступление задним числом претендует на партию запевалы.

В этом выступлении есть все. Откровенность, доведенная до прокурорской безапелляционности:

Профетическое бесстрашие:

Философские глубины:

Независимый глобальный мыслитель и универсальный критик Юрий Лужков осуждает Запад, чьим «единственным настоящим принципом было желание ее (Югославию) развалить». Поделом ему, растленному Западу! Однако же достается на орехи и всей предшествующей российской политике: