Когда я потянулся к ручке на двери, сухая рука вцепилась в мой локоть. Выкрутила руку, заставив обернуться вокруг себя.

Почему охрана не реагирует? Кто посмел ко мне так близко подступиться?

Передо мной стояла невысокая бабушка. Кудрявая, в вязаном коричневом берете и легком бежевом пальто, больше похожем на одежду моей прабабки.

Она вдруг свирепо уставилась на меня и зашипела:

— Иссушенный. Растоптанный. Несчастный. Не найдешь ты покой, если будешь идти по этому пути! Упустишь самое дорогое. Самое ценное потратишь. То, что могло бы вернуть тебя с того света.

Она говорила по-русски, очень чисто и без акцента, а я не мог двигаться. Казалось, что она силой мысли заставляла меня стоять и слушать.

Когда старческие губы перестали двигаться, меня отпустило. Я пошевелился и отпрянул на несколько шагов от ненормальной. После того, что случилось в спальне с женой, я никак не возвращался в спокойное равновесие.

— Вы обознались, — отряхнув пальто и избегая нового прикосновения странной старушки, я быстро пошел к авто.

Попросил водителя отвезти меня настолько далеко от гостиницы, чтобы не было искушения вернуться и завершить начатое, а когда глянул в окно, чтобы рассмотреть бабульку, ее уже не было. Будто растворилась в холодном парижском воздухе.

Хотя мне нельзя, но в машине, пытаясь забыться, я конкретно так набухался. Мне почему-то всюду чудился запах сочного тела Есении, моей новой жены, которую я не должен желать. Ее запах был везде: в салоне, около меня, во мне, в каждом вдохе и выдохе. Я втягивал носом густой воздух и сжимался от горячих волн распирающих тело. Запах будто преследовал меня, оставался на руках, губах, языке. Это волновало. Я словно себя предавал. Валери предавал. Желал другую. Здесь и сейчас. Ту, что сегодня впервые увидел, впервые потрогал, прикоснулся. Я много месяцев не позволял себе этого и внезапно сорвался. Да так, что катился со скоростью взбесившегося буйвола в пропасть.

Нет. Этого не будет, я не имею права на новые чувства и привязывать к себе молодую жену не стану. Наш союз все равно временный.

Очнулся я в ночном клубе в компании подтянутой молодой женщины с глазами темнее ночи. Она была в черном облегающем платье, на длинной шее переливалось изысканное колье в виде сцепленных листочков. На красивые плечи спадали черные прямые волосы, а в углях темных глаз читался явный интерес к моей персоне. Реагировать адекватно было сложно, я плыл в чумном мареве, отравленный собственной глупостью.

Зря я это затеял. Не нужно было жениться, особенно на той, которая вызывает во мне смешанные чувства. Предчувствие грызло под горлом, как большая крыса.

Я успею освободить Есению от себя до того, как мы взаимно привяжемся. Очень на это надеюсь.

Посмотрел на молодую женщину напротив.

Она не была простушкой или шлюхой. Интеллигентная, красивая, слишком идеальная. От тонких ухоженных пальцев до скоса фарфоровых скул и щеток густых настоящих ресниц. Есения выделялась бы рядом с ней свежей индивидуальностью, россыпью золотистых веснушек на переносице и щеках. Необычной формой глаз, будто миндаль, с мелкими темными точками в глубине холодной синевы. С пшенично-золотыми кудрями густых волос, в которые хотелось зарыться носом. Нельзя… Нельзя к ней привязываться! Дед будто знал, кого подсказать мне в жены, кого подложить в мою одинокую постель, но он и близко не представляет для чего мне это, потому что верит в предложенную сказку.

Не знает он как, то, что я задумал, жестоко.

Сколько я в себя влил горячительного, не помню, и как эта мадам ко мне прицепилась, тоже. Как и ее имени не представлял, а спрашивать не собирался. Она говорила со мной по-английски, хотя я понимал через слово, слишком был пьян, а уровня школьного языка оказалось мало. С французским дело обстояло еще хуже — знал от силы два-три слова. Отличил бы «спасибо» от «люблю», но не более.

— Ты здесь по делам? — спросила темноволосая, перекидывая гриву на одно плечо, приоткрывая моему взгляду довольно глубокое декольте на открытом платье и выступающие косточки.

Она привлекала не только мой взгляд. Мужчины с соседних столов то и дело косились на спутницу, но женщина смотрела только на меня. Прямо и откровенно.

— Нет. Отдыхаю, — ответил неохотно, но я слишком устал, чтобы суметь отказать прямо.

Незнакомка опустила голову, мазнула горячим взглядом по моим губам и отсалютовала мне бокалом.

— Тогда стоит за это выпить.

Она что-то еще сказала, а я, поплывшим от алкоголя разумом, не смог понять. Взгляд у женщины был весьма красноречивым — голодным, скользящим по моим плечам и рукам, ныряющим куда-то под стол. Стало горячо от ее намека. Сразу видно, что опытная львица.

Сжав стакан, я мутным взглядом рассматривал собеседницу. Она облизнула губы и немного растерла алую помаду. Я, под немыслимым давлением либидо и полыхающего в крови огня, потянулся к ней и тронул чужие губы кончиком большого пальца. Порочное движение всколыхнуло во мне не угасшее пламя, качнуло к ней, чтобы тут же отстраниться из-за головокружения и тошноты.

Я бы разделил постель с женой, если бы не зашел так далеко в своей ярости. Уталил бы голод, если бы сдержал свой гнев.

Получил бы то, ради чего затеял этот безумный брак.

— Я могу скрасить твой отдых…

— Я женат.

Незнакомка оглянулась, скользнула взглядом по затемненным столам клуба с посетителями, остановилась на танцполе и извивающейся девушке на пилоне. Темные глаза распахнулись сильнее, ресницы дрогнули, словно она увидела что-то жуткое, а затем снова посмотрела прямо и уверенно на меня. Заулыбалась коварно и открыто, подалась вперед и перехватила мои пальцы, сжимающие рюмку.

— Но я никого рядом с тобой не вижу, — шепча, потерла мою руку, погладила кончиками прохладных пальцев мои. — Да и она нас не видит. И никогда не узнает. Я даже имени твоего не знаю, а утром мы вряд ли, после такого количества выпитого, вспомним о прошедшей ночи.

Я отстранился, но руку не убрал. Я все-таки мужчина, и у меня очень давно никого не было.

— Уходи лучше, — голос сломался, стал басистым и жестким.

— Ты совсем не страшный. Даже с таким низким голосом, — она переплела наши пальцы и стала выводить на коже немыслимые узоры, сводящие с ума. — Мне это нужно. Тебе это нужно, — она внезапно пересела ко мне и положила ладонь на мой напряженный пах.

Я будто был опоен не виски, а какой-то возбуждающей хренью. Так пылало внутри, так хотелось все потушить.

Есения

Бояться насилия — это самое жуткое, что со мной происходило в жизни, но остаться в неведении на долгую и холодную ночь — оказалось настоящим испытанием.

Куда ушел Ренат? И что будет, когда он вернется? Смогу ли снова смотреть на него с интересом, пытаться найти в нем хоть что-то хорошее, чтобы не испытывать неприязни после случившегося?