ощущаю это, как пощечину. Со мной редко кто так неуважительно разговаривал. Я проглатываю свою злость, разворачиваюсь и ухожу. Делаю это быстро, чтобы не вернуться и не побить собственного начальника. Пусть орет на кого-нибудь другого! Придурок! Собираю вещи, ухожу, но на выходе из здания вспоминаю, что забыла телефон на своем столе. Так сильно торопилась, что вообще не смотрела, что делаю. Придется возвращаться в логово зверя.

Снова поднимаюсь на свой этаж. Иду по коридору и слышу шум, который усиливается, при моем приближении к архиву. Дверь приоткрыта, и я заглядываю туда. Максим громит месяц моей работы! Ломает все полки, разбрасывает книги! Открывается очень пугающая картина. Он как смерч. По моей спине пробегает холодок. Зачем он это делает? Что у него произошло? Он выглядит очень злым, расстроенным и каким-то… обреченным и разочарованным. Странная смесь. У меня не получается отвести взгляд. Как я могу оставить его одного в таком состоянии? Даже если он опять накричит на меня, я никуда не уйду! Ему явно нужна чья-то помочь и поддержка. Я решаю отойти налить ему воды или кофе и переждать бурю. Проще поговорить с человеком, когда он выплеснет всех своих демонов.

ГЛАВА 18

Делаю все максимально бесшумно, чтобы не привлекать внимание. Возня в архиве прекращается, я улавливаю только сбивчивое дыхание Максима. Мое сердце стучит как сумасшедшее. Зачем я это делаю? – Не знаю. Просто чувствую, что ему сейчас очень одиноко и плохо. В таком состоянии тебе нужен человек рядом, который сможет выслушать. Не похоже, что шеф любит открывать перед кем бы то ни было свою душу. Но кто мешает мне попытаться? Если он зашвырнет в меня книгой и выгонит вон, то я просто уйду и больше не появлюсь в его поле зрения. Это отчаянный шаг. Если он унизит меня своей резкостью еще раз, то я точно не смогу с ним общаться как раньше, поэтому иду ва-банк своими действиями.

Кофе заварилось еще 10 минут назад и почти остыло в моих руках, пока я приводила нервы в порядок. Делаю глубокий вдох, встаю и на носочках пробираюсь к заветной двери. Она так и остается приоткрытой. Смотрю на хаос, который учинил мой взбалмошный начальник. Все разбросано, бумаги из разных папок валяются в разных местах. Максим сидит посреди этого беспорядка на стуле, опустив голову. Думает. Напряженно думает.

Я осторожно стучусь в кабинет, хотя уже стою в проходе. Шеф поднимает голову, смотрит на меня. Выражения лица измученное, уставшее, но злости я не чувствую. Он ничего не говорит, молчание затягивается. Я считываю это как согласие на мой вход в его пространство и делаю шаг. Ставлю чашку на заваленный стол. Все равно эти бумаги почти не спасти, придется разбирать и печатать все заново. Так что можно не думать о том, что они испачкаются в кофе. Я не знаю с чего начать диалог, да и стоит ли мне вообще делать это первой, поэтому просто присаживаюсь на край стола и жду.

– У вас отсутствует чувство самосохранения, Катерина? – Наконец то произносит шеф спустя несколько минут молчания. Воздух в помещении перестает быть таким густым, что позволяет мне начать дышать. Я даже не замечала, что до этого момента мои легкие были будто покрыты смолой и я с трудом делала каждый вдох.

– Я всегда хотела попробовать побыть в клетке со львом. – Пытаюсь неловко пошутить, чтобы разбавить напряжение. – Или знаете, на море, когда людей опускают под воду, а вокруг плавают акулы. – Он хмыкает. Я неловко улыбаюсь.

– Вы сравниваете меня со львом или акулой? – Его голова так и покоится на руках, которые расположены на коленях. Ноги широко расставлены.

– Ну… Я никогда не была в подобных ситуациях, но, думаю, ощущения схожие.

– Любите адреналин? – И тут он поднимает на меня свою голову и прожигает острым взглядом. Я уловила намек в его тоне. Бабочки снова начали отплясывать чечетку внутри моей грудной клетки. Переминаюсь с ноги на ногу и оцениваю себя со стороны. Боюсь, что сейчас я выгляжу скорее, как испуганная лань, чем опасная искательница адреналина.

– Нужно держать свои нервы в тонусе. – И искренне улыбаюсь. Я рада, что он пошел на контакт и не стал прогонять меня в непростой ситуации. От этого осознания уверенность в своих силах возрастает и я начинаю ощущать себя более свободно. – Вижу, вы так сильно не хотите отпускать меня из архива, что теперь мне придется провести здесь еще не меньше месяца! – Я пытаюсь занять чем-нибудь свои руки и начинаю немного перебирать бумаги, которые лежать на столе. Шеф посмеивается над моим «остроумием».

– Получается так, Катерина. – Он бросает взгляд на стол и принимает мое подношение, в виде кофе. Через несколько секунд я вижу с какой жадностью испаряется напиток. Это удивительно, потому что я знаю, что кофе давно остыл и он мог бы послать меня за новой чашкой. Видимо ему сейчас абсолютно без разницы на это.

Во время разбора бумаг мои извилины в голове складываются в определенную картинку и над головой загорается лампочка. Я вспомнила!

– Максим Витааальевич… – Тяну каждую гласную. Я поймала его. Он устремляет на меня вопросительный взгляд. – Вы сказали, что я могу идти и вы сами закроете кабинет. Поучается, что все это время у вас был ключ? – Одна моя бровь взлетает вверх от негодования.

– А я все думал, когда вы догадаетесь, что у хозяина издательства есть ключ от собственного архива.

– Ах вы… – Я хлопаю его по плечу. – Вы специально не говорили мне? Я же могла спокойно уходить домой после окончания рабочего дня! – Я пытаюсь злиться, но у Максима сейчас такое милое лицо с капелькой хитринки, что невозможно не улыбнуться.

– Тогда мы бы не провели столько прекрасных вечеров вместе, Катерина. – И он начинает смеяться. Вот нахал! Я беру одну из бумаг, комкаю ее в руке и кидаю четко в его самодовольную физиономию. Он явно не ожидал такого. Ради этого выражения лица стоило идти на эту наглость. Я не могу сдержать свой смех, точнее дикий хохот.

Максим берет инициативу в свою руки, пока я не могу разогнуться от приступа. Когда у меня все же получается справиться со своей истерикой, то я получаю ответный комок бумаги в лицо. Вот так значит? Хочешь войны? Будет тебе война.

И начался неистовый бой. Не на жизнь, а на смерть. Мы бегали друг за другом, переворачивали столы и стулья, кидали бумагу и очень громко смеялись. Когда силы убегать покинули меня,