— А официанты?

— Был тут и один старый официант Эрнест. Но он уехал к себе на родину. Куда-то в Дордонь, если не ошибаюсь.

Стоявший перед детективами, которые уписывали свою капусту, владелец кафе успевал заметить все, что происходит в зале.

— Жюль!.. Подойди к двадцать четвертому столику, — произнес он, улыбаясь уходящему посетителю.

— Франсуа! Подай даме багаж…

— А прежний владелец жив?

— Да он нас с вами здоровее.

— Не знаете, где его можно найти?

— Ясное дело, у себя дома. Иногда наведывается. Скучает без дела, говорит. Хочет вернуться к прежней работе.

— Не дадите его адрес?

— Полиция? — поинтересовался владелец.

— Я комиссар Мегрэ.

— Прошу прощения! Не помню номер дома, но могу объяснить, как найти. Раза два-три у него обедал. Жуэнвиль знаете? Представляете, где Остров любви, он сразу за мостом? Так вот, он живет не на самом острове, а в вилле напротив мыса. Наискосок катерная стоянка. Отыщете легко.

В половине девятого такси остановилось перед виллой. На белой мраморной табличке печатными буквами было выведено: «Гнездо» и изображена чайка или похожая на нее птица, опускающаяся в гнездо.

— Видно, долго ломал голову, пока додумался! — заметил Мегрэ, звоня в колокольчик.

Бывшего хозяина «Циферблата» действительно звали Луазо, Дезире Луазо-Птица.

— Он родом с Севера и предложит нам по стаканчику старого джина, вот увидишь.

Так оно и получилось. Их встретила низенькая полная женщина, румяная и белая. Лишь присмотревшись, под толстым слоем пудры на лице ее можно было разглядеть мелкие морщины.

— Господин Луазо! — воскликнула она. — К вам пришли!

Выяснилось, что это сама хозяйка. Мадам Луазо провела посетителей в пахнущую лаком гостиную.

Луазо был тоже дороден, но высокого роста и плечист. Крупнее и выше Мегрэ, он, тем не менее, передвигался с легкостью танцовщика.

— Садитесь, господин комиссар. И вы, мсье?..

— Инспектор Люка.

— Вот как! Я знал одного Люка в школе. Вы, часом, не бельгиец, инспектор? Я лично бельгиец. Можно по акценту определить, верно? И знаете, я не стыжусь своего происхождения. Ничего в этом нет зазорного! Душечка, принеси-ка нам чего-нибудь выпить.

И он угостил пришедших рюмкой можжевеловой.

— Альбера? Конечно, помню. Северянин. Кажется, его мать тоже родом из Бельгии. Мне было жаль, что он ушел. Знаете, в нашем деле главное — это приветливый нрав. Клиентам нравится, когда их встречают улыбкой. Помню одного кельнера. Очень порядочный парень, детей куча. Так у него была такая привычка. Если кто-нибудь из посетителей закажет содовую или «Виши», он нагнется и сочувственно спросит: «У вас тоже язва?» Одна только язва и была у него на уме. Пришлось уволить беднягу: клиенты от него шарахались, как от чумы.

Альбер — совсем другое дело. Веселый малый. Все время что-то мурлыкал. Даже шляпу он носил будто играючи. А когда говорил: «Что за славный денек!», у него это получалось особенно задушевно.

— Он от вас ушел и завел собственное дело?

— Да, где-то у набережной Шарантон.

— Получил наследство?

— Вряд ли. Не было разговору. Наверно, у жены было приданое.

— Он женился, когда ушел от вас?

— Да. Вернее, незадолго до этого.

— На свадьбу вас не приглашали?

— Меня б непременно пригласили, если б свадьба состоялась в Париже. Ведь мои работники были для меня точно члены семьи. Но молодые уехали куда-то в провинцию. Куда точно, не знаю.

— Не смогли бы вспомнить?

— Нет. По правде говоря, все, что находится по ту сторону Луары, для меня Южная Франция.

— С женой его не знакомы?

— Однажды он приводил ее. Темноволосая, красавицей не назовешь…

— Косоглазая?

— Она действительно немного косит. Но это ее не портит. Одних людей этот недостаток делает безобразными, других — нет.

— Девичью фамилию ее не знаете?

— Нет. Кажется, она приходится ему дальней родственницей. Кузиной или что-то вроде того. Они давно знали друг друга. Альбер, бывало, говорил: «Если уж придется жениться, то уж лучше на такой женщине, которую знаешь». Любил пошутить. А как пел! Клиенты меня уверяли, он мог бы зарабатывать большие деньги в каком-нибудь мюзик-холле.

— Еще по стаканчику? Понимаете, здесь очень спокойно, даже чересчур. Пожалуй, скоро я снова займусь прежним ремеслом. Только гарсоны вроде Альбера нынче на дороге не валяются. Вы его знаете? Хорошо ли идут у него дела?

Мегрэ не стал сообщать о смерти Альбера, чтобы не слышать сетований и вздохов.

У него есть близкие друзья?

— Друзья у него повсюду.

— Ну а к примеру, не приезжал кто-нибудь за ним после работы?

— Нет. На скачках любил бывать. Довольно часто выкраивал для этого время и днем. Но в азарт не входил. Денег никогда не занимал. Играл в пределах своих возможностей. Увидите его, передайте от меня…

Мадам Луазо, так и не открывшая рта, по-прежнему улыбалась, похожая на восковую фигуру в витрине парикмахерской.

Еще стаканчик? Спасибо. Тем более что джин хорош. А теперь за дело, скоро облава. Уж там-то их улыбками не встретят.

Глава шестая

На перекрестке улиц Риволи и Вьей-дю-Тампль остановились два полицейских фургона. При свете фар серебром блеснули пуговицы мундиров. Приехавшие оцепили несколько улиц, где уже успели занять свои посты детективы из сыскной полиции.

Следом появились тюремные кареты. Стоявший на углу улицы Руа-де-Сисиль офицер неотрывно глядел на циферблат своих часов.

Прохожие, шедшие по улице Сент-Антуан, пугливо оглядывались и убыстряли шаг. В домах, которые предстояло прочесать, кое-где еще горел свет; тускло мерцали лампочки в подъездах дешевой гостиницы и над входом в дом терпимости, расположенный на улице Розье.

По-прежнему глядя на часы, полицейский офицер отсчитывал оставшиеся секунды. Рядом стоял комиссар Мегрэ. Засунув руки в карманы пальто, он с безучастным видом глядел по сторонам.

Сорок… Пятьдесят… Шестьдесят… В ответ на два пронзительных свистка тотчас раздались другие. По улице цепью двинулись полицейские в форме, люди в штатском устремились в