Как всегда, там и сям стали распахиваться окна. В темных проемах забелели фигуры встревоженных или раздраженных обитателей. Послышались голоса. Прошел полицейский, ведя обнаруженную в углу проститутку, которая непристойно бранила его.

Застучали каблуки: какие-то типы попытались скрыться в темных переулках. Но там их встретил другой кордон полицейских.

— Документы!

Вспыхнувшие фонари осветили подозрительного вида лица, замызганные паспорта и удостоверения личности. Возле окон сгрудились любопытные: по опыту зная, что теперь долго не удастся уснуть, они принялись наблюдать за происходящим, словно это представление.

Самую крупную дичь уже доставили в полицейский участок. Люди эти не стали дожидаться облавы. Узнав об убийстве, они поняли, что теперь последует. С наступлением темноты, прижимаясь к стенам домов, двинулись какие-то темные фигуры с потрепанными чемоданами и подозрительными свертками в руках, но тотчас угодили в объятия детективов комиссара Мегрэ.

Публика была самая разношерстная. Бывший заключенный, которому запрещено проживание в городской черте, сутенеры, шпана с фальшивыми бумагами. Поляки и итальянцы, у которых не в порядке документы.

Всем в упор задавали один и тот же вопрос:

— Куда идешь?

— Переезжаю.

— Почему?

Тревогой или злобой вспыхивали в темноте глаза.

— Работу нашел.

— Где?

Иные отвечали, будто едут к сестре на север или в район Тулузы.

— А ну, полезай!

«Черная Мария». Ночь в полицейском участке до установления личности. Задержанные в большинстве своем были обыкновенные бродяги, но мало у кого из них совесть была чиста.

— Ни одного чеха пока, шеф! — докладывали Мегрэ.

Угрюмо попыхивая трубкой, комиссар видел, как мелькают тени, слышал вопли, торопливые шаги, порой — глухой удар кулака.

Больше всего суматохи было в гостиницах. Торопливо натянув штаны, владельцы с хмурым видом стояли в своих конторах: большинство из них там и спали на раскладных кроватях. Пока люди в штатском поднимались наверх, кое-кто пытался подпоить дежурных полицейских.

Словно потревоженный муравейник, вскоре пробудился весь дом. Стук в первую дверь.

— Полиция!

Полусонные мужчины и женщины в одних рубашках, серые лица, беспокойные ввалившиеся глаза.

— Ваши документы!

Люди босиком подходили к постелям, рылись под подушкой или в ящике комода, иные лезли в потрёпанный чемодан, привезенный откуда-нибудь с другого конца Европы.

В одном из номеров гостиницы «Золотой лев», свесив с койки ноги, сидел раздетый донага мужчина. Подруга его протягивала свою регистрационную карточку.

— А где твои документы?

Мужчина недоуменно глядел на детектива.

— Твой паспорт?

Мужчина не пошевельнулся. Черные длинные волосы оттеняли бледность его кожи. Стоявшие на площадке соседи усмехались при виде этой сцены.

— Кто такой? — спросил у женщины детектив.

— Не знаю.

— Разве он не говорил с тобой?

— Он ни бельмеса по-французски.

— Где подцепила его?

— На улице.

В участок! Иностранцу сунули его одежду и знаками велели одеваться. Долгое время он ничего не соображал. Только возмущался, повернувшись к своей спутнице. По-видимому, требуя вернуть деньги. Возможно, он только что приехал во Францию и остаток первой же ночи ему предстоит провести в полицейском участке на набережной Орлож.

— Документы…

В приоткрытые двери виднелись облупленные стены. В комнате стоял запах барака.

Возле полицейских фургонов сгрудилось десятка полтора-два задержанных. Их по одному заталкивали внутрь. Кое-кто из проституток — им было не впервой — шутили с полицейскими, делая порой непристойные жесты.

Кто-то рыдал, кто-то сжимал кулаки. В числе задержанных был бритоголовый юнец. У него нашли пистолет.

В гостиницах и на улице шла лишь предварительная проверка. Настоящая работа начнется в полицейском участке. Займет она остаток ночи и утро.

— Документы…

Больше всех нервничали владельцы гостиниц: с полицией шутки плохи. Ни у одного документы не были в порядке. В каждом доме обнаружены незарегистрированные постояльцы.

— Знаете, господин инспектор, законы я чту. Но когда к тебе вваливаются среди ночи, а ты еще и проснуться-то как следует не успел…

В «Золотом льве» — эта гостиница была к Мегрэ ближе остальных — распахнулось окно. Раздался свиток. Подойдя, комиссар вскинул голову.

— В чем дело?

— Поднимитесь, пожалуйста, господин комиссар, — робко произнес молодой детектив, словно нарочно очутившийся именно здесь.

В сопровождении Люка Мегрэ поднялся по скрипучей узкой лестнице. Трущобы эти, кишащие насекомыми, следовало снести — а еще лучше сжечь дотла — много лет, если не столетий, назад.

Дверь на третьем этаже открыта. Под потолком тускло светит лампочка без абажура. В комнате пусто. Две железные кровати, одна из них не заправлена. На полу матрас, грубые шерстяные одеяла. На спинке стула висит пиджак, на столе спиртовка, остатки еды, пустые бутылки.

— Сюда, шеф…

Дверь в соседнюю комнату была распахнута. На кровати лежала женщина. Изумительной красоты жгучие глаза впились в вошедших.

— В чем дело? — спросил комиссар.

Ему редко приводилось видеть столь выразительное лицо, а столь неукротимое — никогда.

— Вы только взгляните на нее, — пробормотал инспектор. — Я пробовал поднять ее. Уговаривал, но она мне даже не ответила. Тогда подошел к постели, пытался встряхнуть за плечи. Посмотрите на руку. До крови укусила.

Увидев, что детектив показывает раненый палец, женщина даже не улыбнулась. Внезапно, словно от нестерпимой боли, черты ее исказились.

Мегрэ, внимательно глядевший на женщину, нахмурился.

— Да у нее роды начинаются! «Скорую помощь», живо! — обратился он к Люка. — Отвези ее в родильное отделение. Позови хозяина, пусть явится немедленно.

Молодой детектив покраснел до корней волос, не смея повернуть голову. Слышен был скрип половиц: на остальных этажах еще продолжался обыск.

— Говорить не собираешься? — спросил у женщины Мегрэ. — Ты что, по-французски не понимаешь?

Женщина упорно смотрела на комиссара. О чем она думала, понять было трудно. На лице ее было написано лишь одно чувство — дикая ненависть.

Она была еще молода — не больше двадцати пяти. Полные щеки обрамлены черными как смоль длинными шелковистыми волосами. В проеме двери появился владелец гостиницы.

— Кто она такая?