так называемой uhrposition — сторожевой линии, подверженной артиллерийскому огню, и всего в полуверсте, — увлеченно продолжал «врач» заполнять карту условными военно-полевыми значками, — построили фланкирующие пулеметно-артиллерийские блокгаузы, соединенные деревянно-насыпными брустверами.

«Ну и какой он доктор? — фыркнул про себя Радко Дмитриев, — да у него эполеты академии Генштаба прорежутся через любой партикулярный наряд!»

— Ключевые участки обороны, так называемые швер-пункты, снабжены убежищами повышенной надёжности, — рассказывая, докладчик будто смотрел внутрь себя, словно читая книгу или вспоминая увиденное. — Гарнизон, укрытый в ротных фортификационных укреплениях, легко сможет вынести артналёт. Только большие калибры — восемь дюймов и выше, способны разрушить такие цитадели прямыми попаданиями. Главный калибр нашей тяжелой полевой артиллерии в шесть дюймов их только поцарапает…

Закончив с живописью, «коллежский асессор» поднял глаза на генерала, и Радко Дмитриев с удивлением увидел в них плохо скрытую досаду. Так смотрят, когда хотят, но не могут сказать всё, что думают.

— Продолжайте…, — запнулся командарм.

— Называйте меня Георгий Ефимович, — торопливо представился он, опережая раскрывшего рот Непенина, а затем неожиданно улыбнулся, — а если неофициально, то просто Жорж…

— Всенепременно, — улыбкой на улыбку ответил генерал, — итак?

— Обратите внимание на то, как стрелы ваших атакующих батальонов упираются аккурат в шверпункты и стоящие за ними батареи тяжелых гаубиц. Такое впечатление, что их строили, зная, как будет развиваться атака…

— В этом как раз не вижу никакой мистики, — вздохнул Вандам, — это единственно-возможные проходы среди болот и бурелома. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать направление движения соперника в этом лабиринте.

— Я про это тоже хотел сказать, — кивнул Георгий Ефимович, — весь атакуемый фронт, от Тирельских болот до Митавского шоссе, представляет из себя лесистую полосу, разделенную топями и песчаными дюнами. Поэтому попытка ввести в дело кавалерию на любом из указанных направлений заранее обречена на провал. Конную массу не представляется возможным использовать по бездорожью из-за столь сложного ландшафта. К сожалению, кавалерия зимой может двигаться вне дорог только при малом снеге и благоприятной почве…

Генерал Вандам согласно кивнул. Командарм нахмурился. Докладчик еще раз обвел карандашом укрепленные районы второй линии немецкой обороны.

— Из-за отсутствия достаточного количества орудий крупных калибров мы не имеем оснований рассчитывать на возможность разрушения артиллерийским огнем хотя бы половины узлов сопротивления при фронте атаки в тридцать вёрст. Можно надеяться лишь на воспрепятствование активности за пределами этих укреплений. Иначе говоря, надлежит беспокоящим огнём держать гарнизоны противника в убежищах, не давать возможности подкрепляться резервами извне и накапливаться для контратак. Но для сохранения боеспособности армии вам надо отказаться от лобового штурма шверпунктов.

— Мы имеем четырёхкратный перевес в живой силе, — возразил командарм, склоняясь над картой. — Вот смотрите. По данным разведки, на фронте от болота Тирель до мызы Олай включительно, нам противостоят 3-й батальон 427-го пехотного полка, 1-й батальон 49-го ландверного полка, батальон ландштурма «Познань IV», 16-й батальон ландштурма, 3-й батальон 10-го полка ландштурма, 3-й батальон 34-го ландверного полка. В резерве в районе Митавы находятся гвардейский резервный стрелковый батальон, 4-й батальон 133-го ландверного полка, четыре эскадрона 12-го уланского полка, южнее болота Тирель — 261-й резервный полк. Всего 19 батальонов и четыре эскадрона против наших восьмидесяти.

— Это лишь первая линия обороны немцев, Ваше высокопревосходительство, — покачал головой Георгий Ефимович, — ваша разведка не смогла вскрыть оперативный резерв фон Кирбаха — полсотни батальонов, размещенных со всеми предосторожностями и маскировкой в многочисленных мызах и поместьях по течению реки Аа, которую латыши называют Лиелупе, в пяти верстах от фронта, откуда подтянутся сытые и отдохнувшие, по мере надобности. А ваши орлы в это же время будут бивуачить на морозном воздухе под открытым небом. У фон Кирхбаха имеется еще и двадцать батальонов ландвера. Не Бог весть какие вояки, но дырку заткнуть можно и таким пушечным мясом. Так что не девятнадцать, а девяносто девять батальонов против ваших восьмидесяти. И поддерживают их шесть сотен орудий, половина из которых тяжёлые, против ваших трёхсот, большей частью трёхдюймовых. Как видите, нет у вас преимущества ни по одному компоненту.

— Будем надеяться на внезапность удара и силу духа русского солдата, — поиграв желваками, тихо произнёс Радко Дмитриев. Его настроение заметно ухудшилось, но решимость не убавилась. — Если надо, сам поведу цепи в атаку, не впервой…

— Никто не сомневается в Вашей личной отваге, — извиняюще поднял руку Вандам, — но встать со знаменем впереди цепи всегда успеется. Мы сейчас анализируем диспозицию и не можем, как лица, заинтересованные в успехе операции, игнорировать объективные обстоятельства. От себя хочу добавить, что даже в случае прорыва первой линии обороны, фронт атаки будет все время увеличиваться, борьба при прорыве будет вестись на три стороны, с отвлечением на фланговые заслоны, а если еще учесть потери, утомление боем при зимней обстановке, необходимость усиленных работ по укреплению новых позиций. Все эти данные, при условии действий в лесу, после надлежащего их учета должны привести к убеждению, что собранных сил хватит лишь для первого удара. Для продолжения понадобится свежее подкрепление.

Генералы обменялись понимающими взглядами.

— На этот случай я уже заготовил телефонограмму командующему фронтом с запросом резервов… — кивнул Радко Дмитриев.

— Мы подходим к самому главному, — подал голос молчавший до сих пор Непенин.

— Резервов не будет, — добавил «коллежский асессор». — У вас заготовлена просьба на выделение дополнительных сил из состава фронта, а у Ставки — отказ их предоставить и предложение обходиться своими…

Радко застыл камнем, мучительно осмысливая услышанное.

— Причём, проблемы будут не только с пополнением за счёт фронта, — осторожно продолжил Георгий Ефимович. — Из всех частей 12й армии наибольшим моральным подъемом обладают латышские полки, дерущиеся на своей родной земле. Из прочих подразделений лучшими по боевой стойкости следует считать 3 и 5 стрелковые дивизии. Личный состав 6-й особой пехотной бригады и 110-й пехотной дивизии вообще не имеет боевого опыта. Но ещё хуже другое. Скажите, ваше высокопревосходительство, вы ведь не так давно были в войсках с представителями английской миссии?

— Да, — удивился командарм, — мы с майором Торнхиллом ещё осенью посетили несколько полков…

— Вспомните, какие, — попросил Вандам, — и постарайтесь не задействовать их в первом эшелоне, да и во втором тоже…

— Особенно это касается 17го Сибирского стрелкового полка, наиболее других распропагандированного и склонного к бунту, — добавил «коллежский асессор». Подытожу. Из восьмидесяти двух имеющихся у вас батальонов боеспособны только сорок восемь. Других не будет… И это тоже надо принимать во внимание.

— Простите, господа, но это какая-то нелепая мистификация! — возмутился командарм, — с чего это генерал Рузский, с которым я уже пуд соли съел, откажет мне в резервах? Почему взбунтуются солдаты? Вам не кажется, что для рассмотрения подобных