Пробыть в работном доме требовалось не меньше двух ночей и одного дня. Отказаться от работы означало снова оказаться на улице. В официальных публикациях утверждалось, что эти заведения являются обычными «убежищами» для бедных, где тех ждут неудобные, но чистые постели и «густой мясной суп» с куском хлеба. В лондонском Ист-Энде не было даже такого, пока Армия Спасения не открыла здесь свои приюты. Уличные бродяги предпочитали не связываться с такими заведениями. Дамы из Армии Спасения постоянно приходили в ночлежки проповедовать Евангелие, но бродяги отлично знали цену таких проповедей. У падших женщин, таких, как Мэри-Энн Николс, надежды уже не осталось. Библия не могла ее спасти.

С Рождества и до апреля 1888 года она несколько раз приходила в работный дом Ламбет и несколько раз ее вышвыривали на улицу. В мае она решила измениться и нашла работу служанки в респектабельном семейном доме. Но благими намерениями вымощена дорога в ад. В июле Мэри-Энн с позором выставили на улицу, потому что она украла одежду стоимостью три фунта десять шиллингов. Мэри-Энн запила еще сильнее и снова вернулась к «несчастным». Какое-то время она делила постель в ночлежке с другой проституткой, Нелли Холланд. Эта ночлежка располагалась на Трол-стрит, которая тянется с востока на запад между Коммершиал-стрит и Брик-лейн.

Спустя некоторое время Мэри-Энн перебралась в Белый дом на перекрестке Флоауэр-стрит и Дин-стрит. Здесь она жила, пока у нее не кончились деньги. 29 августа 1888 года ее выставили и оттуда. Следующую ночь она провела на улице, натянув на себя всю свою одежду: коричневое пальто с большими медными пуговицами, на которых был изображен всадник верхом на лошади; коричневое платье; две серые шерстяные нижние юбки с метками работного дома Ламбет; два коричневых корсета на китовом усе, фланелевое белье; черные шерстяные чулки; мужские ботинки; черный капор. В кармане у нее лежали белый носовой платок, расческа и осколок зеркала.

Мэри-Энн несколько раз видели между 11.00 и 2.30 часами, и каждый раз она была одна. Ее видели на Уайтчепел-роуд, а затем в ближайшем пабе. Около 1.40 она пришла на кухню ночлежки по Трол-стрит. Она говорила, что у нее сейчас нет денег, но просила оставить постель за собой, обещая в скором времени расплатиться. Свидетели утверждают, что она была пьяна. Выходя из ночлежки, она обещала скоро вернуться и хвасталась своим новым черным капором, который был куплен совсем недавно.

В последний раз Мэри-Энн видели живой в 2.30. Ее подруга Нелли Холланд встретила Мэри-Энн на углу Осборн-стрит и Уайтчепел-роуд, напротив приходской церкви. Она была пьяна и держалась за стену. Она сказала Нелли, что заработала в три раза больше, чем нужно заплатить за ночлежку, но все потратила. Несмотря на то что подруга умоляла ее пойти с ней в ночлежку, Мэри-Энн захотела заработать еще несколько пенни. Пробили часы на церкви, и Мэри-Энн Николс ушла по неосвещенной Уайтчепел-роуд во мрак ночи.

Примерно через час с четвертью в полумиле от церкви на улице Бакс-роуд в районе еврейского кладбища Чарльз Кросс шел на работу и увидел какую-то темную кучу у стены конюшни. Сначала он подумал, что это груда брезента, но потом понял, что перед ним тело женщины. Женщина без движения лежала на земле, ее капор валялся справа, а левая рука упиралась в запертые ворота. Когда Кросс попытался рассмотреть, что случилось с женщиной, он услышал шаги. На улице появился другой рабочий, Роберт Пол.

— Посмотри, — сказал Кросс, коснувшись руки женщины. — Мне кажется, она мертвая.

Роберт Пол подошел поближе и приложил руку к груди женщины. Он уловил легкое движение и сказал:

— По-моему, она еще дышит.

Одежда женщины была в беспорядке, юбка задралась, обнажая бедра. Мужчины решили, что она была изнасилована или «оскорблена действием». Они целомудренно прикрыли ее одеждой, не заметив следов крови, потому что было очень темно. Пол и Кросс отправились искать констебля. Констебль Дж.Мизен находился на углу улиц Хэнбери и Олд Монтеггю возле еврейского кладбища. Рабочие сообщили констеблю о том, что возле конюшни валяется женщина — либо мертвая, либо мертвецки пьяная.

Когда Мизен с рабочими пришел к конюшне, там уже находился констебль Джон Нейл. Он оповестил местную полицию и засветил фонарь. У женщины было перерезано горло. Немедленно разбудили врача Риса Ральфа Лльюэллина, который жил неподалеку. Личность Мэри-Энн Николс была еще не установлена. По воспоминаниям доктора Лльюэллина, она была «практически мертва». Ее руки похолодели, хотя тело и ноги все еще оставались теплыми. Доктор был уверен, что меньше чем через полчаса женщина умрет и что подобные травмы она никак не могла нанести себе сама. Он также обратил внимание на то, что на земле и в области шеи жертвы почти не было крови.

Доктор распорядился, чтобы тело отправили в морг ближайшего работного дома. В этот морг помещали тела умерших обитателей ночлежки, и он был совершенно не приспособлен для проведения судебного вскрытия. Лльюэллин заявил, что ему нужно провести детальный осмотр, и констебль Мизен послал человека, чтобы вызвать «Скорую помощь» с полицейского участка Бетнал Грин. В викторианскую эпоху в больницах не было службы «Скорой помощи».

Больного или получившего травму человека доставляли в ближайшую больницу друзья или доброхоты, ухватив его за руки и за ноги. Иногда раздавался крик: «Сорвите ставень!» — и тогда больного укладывали на ставень, как на носилки. «Скорая помощь» существовала только в полиции. В большинстве полицейских участков имелись деревянные тележки с черным кожаным верхом и кожаными ремнями. Верх можно было откинуть, хотя даже в закрытом виде он не укрывал жертву от любопытных глаз и непогоды.

В большинстве случаев такую «Скорую помощь» использовали для того, чтобы вывозить пьяных из общественных мест, но порой на ней перевозили и трупы. Полагаю, констеблям было нелегко толкать тяжелую тележку по узким, неосвещенным, неровным улицам. Сама по себе тележка была достаточно тяжелой и неповоротливой. Я видела ее в музее лондонской полиции. На мой взгляд, она сама весит несколько сотен фунтов, и чтобы затолкать ее на малейшее возвышение, требуются немалые усилия. Констеблю нужно было обладать большой физической силой и хорошей хваткой.

Именно такое зловещее средство передвижения и видел Уолтер Сикерт, скрывающийся в темноте и наблюдающий за тем, как увозят тела его жертв. Наверное, подобное зрелище невероятно его возбуждало. Полуотрезанная голова Мэри-Энн Николс болталась из стороны в сторону, когда тележка ковыляла по ухабам, а капли крови падали на землю, оставляя страшный след.

Сикерт всегда рисовал, гравировал и писал только то, что видел. Это широко известный факт. Он рисовал тележку, которая как две капли воды похожа на ту, что я увидела в музее лондонской полиции. Эта картина не подписана, на ней нет даты. Сикерт написал только: «Тележка. Рю Сен-Жан, Дьепп». На картине изображена тележка со сложенным кожаным верхом. Перед магазином на узкой пустынной улице стоит еще несколько больших, длинных тележек, на которых во Франции перевозили трупы. На тротуаре стоит мужчина в шляпе, его фигура еле видна. Он пытается рассмотреть, что лежит в тележке. У его ног мы видим черный предмет. Это может быть чемодан, но может быть и открытый люк сточной трубы. Газеты писали, что после убийства Мэри-Энн Николс полиция заметила, что люк сточной трубы был закрыт, а значит, убийца не мог скрыться в лабиринтах канализации.