Г: В Москве жуткая погода, мороз и сугробы! На твоем месте, я бы остался здесь! Даже не вздумай туда ехать!

И в самом деле. Москва кажется просто студеной Арктикой рядом с Лондоном, теплейшим городом на Земле.

Почему бы Гельду просто не сказать: «Я не хочу, чтобы ты уезжала»?

Почесав затылок, он глубоко вздыхает и плотно прислоняется к спинке огромного антикварного стула, инкрустированного полудрагоценными камнями. Наверняка на этом стуле не раз сидели румынские проститутки своими голыми задницами, при помощи которых Гельд снимает свои приступы уныния.

Мое приподнятое настроение, царившее вначале, начинает сменяться утомлением и злостью. Фермент для переваривания присутствия Гельда израсходовался очень быстро. Если бы он просто молчал, мне бы не хотелось так невыносимо спать. Я уже давно обнаружила в себе такое свойство: уставая от разговоров, начинаю соглашаться со всем бредом, что несет собеседник, лишь бы побыстрее все закончить и отчалить на свою территорию.

Гельд явно переиграл, заставляя меня ретушироваться под свои заумные монологи. Я ведь тоже обожаю поговорить и бываю просто непобедима в своем искрометном стёбе над злоумышленниками. Слова, как ключи — если правильно их подобрать, можно открыть любое сердце и закрыть любой рот. Но у Гельда есть более сильное оружие: когда у него что-то не получается, он берет измором. Кто бы что ни говорил, но все время казаться умным — это глупо…

Гельд решил мне понравиться и совсем перестал перебивать. Может, по парочке цитат, и всё на сегодня? Дружно запрокинув головы, мы молчим и проникновенно осматриваем мерцающую люстру. Хоть бы она упала.

Тягостную тишину со стороны можно было бы принять за одухотворенную паузу, но, увы, это просто тягостная тишина. Мне показалось, длилась она так долго, что я начала стареть и потихоньку умирать. Прощай, Зозо! Не грусти и не печаль бровей…

Но не тут-то было… Цок-цок-цок-цок… Такой звук могут издать только тонкие женские шпильки.

Ближе, энергичнее, веселее: «Цок-цок-цок!» Кто-то идет к нам на помощь! Сижу спиной к двери и намеренно удерживаю голову от нетерпеливого разворота, чтобы узнать кто там? Вдалеке слышно, как облегченным скрипом открываются двери и тут же захлопываются, как ловушка.

— Мальчик мой, у нас гостья?

Тело Гельда с выражением почтения бросается темной стрелой навстречу вошедшей в помещение женщине.

Ее светло-бежевая тень приближается и накрывает мою спину. Пора бы обернуться.

Царственно приподнимая подбородок, я привстаю со стула, чтобы заранее оробеть перед величием и святостью вошедшей персоны.

Вижу перед собой крошечную фигуру женщины с птичьими чертами лица. Овальные очки от солнца на пол-лица, шелковые черные перчатки, блекло-синяя накидка с длинной ниткой серого жемчуга, светло-серое платье в гусиную лапку не оставляют сомнений, что это дама из высшего общества. Ее торопливая речь резко контрастирует с благородным обликом. Нет, это не похоже на избыток энергии. Скорее, обычный нервоз в сочетании с желанием нравиться кому попало.

Пытаюсь выдавить улыбку и успокоить даму ласковым взглядом. В ответ получаю широкий оскал размером в 32 зуба.

От смущения случайно задеваю недопитую Гельдом чашку с остатками кофе. Чашка катится по столу, но не разбивается. Кофейное пятно медленно растет, нагло вытесняя дорогое покрытие антикварного стола.

— Извините, я…

— Ах, оставьте, дорогая. Это такая ерунда!

Дама слегка приобнимает меня за плечи и вздергивает свои идеально выведенные брови. Я вижу ее лицо совсем близко. Птичий нос и маленькие юркие глазки напоминают воробья из российского мультика. Тонкие губы вновь растягиваются в длинной улыбке…

Боже, это же Римма Пуденди! Тот самый рвото-позывный персонаж из свинг-клуба с мужем-альфонсом! Так вот как теперь выглядят святые женщины? Да-а-а, не все в порядке в этом королевстве!

Пытаюсь сосредоточиться на спасении собственной персоны. Почти физически ощущаю, как инстинкт самосохранения толкает меня своими метафизическими кулачками в спину и затылок, тянет за шиворот, рисует на родовом паркете ярко-алые стрелки, ведущие к двери, над которой написано: «Бежать!!!»

Надо срочно подводить этот чудесный вечер к единому знаменателю. Задерживаться в обществе этих персонажей более не имеет смысла…

Я бесконечно благодарна маме и сыну за то, что они не стали сильно возражать моему культурному устранению.

Гельд вызвался проводить меня до машины. После таких «серьезных» проявлений внимания со стороны такого божества мне даже как-то не по себе.

Выходим из дома. На улице совсем темно. Кажется, из кустов сейчас выпрыгнет герой из «Техасской резни бензопилой» и перережет нам горло, что, похоже, уже произошло с дворецким, который еще пару часов назад топтался здесь под дверью.

Сбиваясь в прощальном тексте, Гельд пытается прокашляться. Хочется взять ёршик и прочистить ему горло, чтобы все это быстрее закончилось. Дежурные повествования вроде «Спасибо тебе за питательное общение» или «Надеюсь, еще увидимся» переводятся как: «Мне так понравилось тебя отчитывать! Приходи еще!»

Неужели я очаровала его своим терпеливым молчанием? В конце нашей встречи я перестала обороняться — Гельд оценил мой поступок по достоинству. Политика «поддакивания» обезоруживает. Если ты не участвуешь в войне, твой враг превращается в верного друга…

Не успела я сесть в машину, как Гельд, на удивление всему земному шару, резко разворачивает меня к себе и, страстно запрыгнув на меня в стиле Джеки Чана, начинает обмусоливать мои губы «кофейным» ртом. Чувствую шершавый, как у кошки, язык и мокрые, противные, желеобразные, словно говяжий студень, губы.

Господа, он практически залез мне на голову! Может, «поскользнуться» и сильно «повредить» лодыжку, чтобы вырваться из его прочных объятий? Или просто оттолкнуть, запрыгнуть в машину, выжать газ до пола и через 15 минут оказаться дома, чтобы прополоскать рот марганцовкой?

«”Неужели так и придется всю жизнь падать!” — испугалась Алиса».

Л. Кэрролл «Алиса в Стране чудес»

Мерзну на ледяной спинке ванны, отмывая с губ остатки чужих слюней и кофе. Слушаю песню Depeche Mode про персонального Иисуса.

Ну и вечерок! Аж по спинке дерет. Гельд — это НЛО, совсем из «другого кабинета». Поражаюсь его надменности. Этот странный сын странных родителей решил, что у него очень высокий калибр, и поэтому ему можно разговаривать деепричастными оборотами, (периодически в них путаясь. — Примеч. авт.), разыгрывать спектакли под названием: «Я — бог, ты — лох» и вести с людьми прямую трансляцию с неба, откуда он никогда не слезает.