Хорошие оказались веревки, пеньковые. Разрезав тоненькую пополам нашедшимся в сундуке ножиком – кстати, очень острым, хотя, похоже, обеденным, для мяса, – Женька быстро связала туристское «стремя», прикрепив получившиеся куски к главной веревке, той, что потолще. Привязала основную веревку к лавке, а затем уже и делать нечего было – поставила ногу, сделала себе ступеньку – стремя, – подтянула – да как по лестнице – вниз. К чему руки жечь да одежду портить?

Спрыгнув, девчонка не удержалась, показала торговцу язык:

– Ну что? Спустилась?

– Ловко! – разглядывая узлы, искренне оценил тот. – Это так и забираться можно?

– Да легко! Вот тут вот подтягиваешь, ногу переносишь – просто все!

– И впрямь – нетрудно. Ладно, полезай в сундук.

Увы, по глупой случайности столь славная задуманная Женькой затея не принесла плодов. Сундук оказался внутри настолько пахучим, что беглянка не выдержала, расчихалась, да так, что услыхали проходившие мимо воины. Остановили купчину, попросили вежливо сундучок открыть:

– Что там у тебя, брат, раб, что ли? Ого!!! Рабыня!!!

– Сам ты рабыня, рыжий! – выбравшись из сундука, заругалась Женька.

Злилась не столько на этого золотушно-рыжего парня в кольчуге, но с непокрытой головой, сколько на себя, невезучую. И решительную – слишком. Опять кинулась в омут с головой… как всегда, блин.

– Зря ты кричишь, невольница!

– Бабушка твоя невольница! Глаза-то протри, чучело огородное, да на платье мое взгляни!

– Платье богатое, да. А может, ты его украла?

– Я что, на воровку похожа?

Сделав удивленные глаза, ладожанин развел руками – мол, я не я и лошадь не моя, кто знает, как эта девчонка в сундуке оказалась?

– Стоял себе спокойно в сенях. Потом парни мои сундук взяли да понесли.

– Ой, Рогвольд… Она сама-то что говорить будет?

Рядом с рыжим стояли еще трое молодых воинов, тоже в кольчугах, один – со светлой бородкою, а двое других вообще еще – безусых. У каждого имелся лук и колчан со стрелами – круглый такой, как тубус.

– Ой, какой колчанчик, – Женька протянула к тубусу руку, потрогала оперенье стрел.

Рыжий попятился:

– Не трогай тут!

– Вот-вот, – неожиданно рассмеялся бородатый – повыше других и в плечах пошире. – Ты, Рулаф, смотри, кабы она стрелы твои не украла, как платье сие. Ты что в сундуке-то делала, дева?

– Молилась, блин! – съязвила Тяка.

– А-а-а, – бородач на полном серьезе покивал. – Творила моление на блины. Вот, парни! Сколько раз я вам говорил, что древляне-то до сих пор по-звериному не токмо живут, но и богам своим молятся!

– В сунду-к-а-ах?!!! – ахнули двое безусых подростков.

– Так они ж древляне! – Рыжий обидно расхохотался. – Живут себе в деревах, человечьих обычаев не признают и не знают.

– А-а-а! Так она древлянка, ага!

– Сами вы деревянные!

– Ну, так я пойду… Отчаливать пора, – негромко промолвил Рогвольд, похоже, знавший этих парней довольно неплохо.

– Когда обратно, брат?

– Верно, к осени. Привезу вам хорошего меда.

– Да уж, привези, да хранят тебя Один и Фригг!

– Уж в этот раз не забуду, привезу, клянусь молотом Тора!

А ведь они сейчас говорили вовсе не на языке славян, а по-варяжски! – неожиданно осознала Летякина. И еще осознала, что все поняла… ну, не каждое слово, однако общий смысл был ей ясен. Бабусины заклинания действовали, ага! Надо будет еще раз прочесть, особенно «дабы не понести»! Мало ли…

– Ты что такая довольная-то? – проводив Рогвольда со слугами, язвительно осведомился у Женьки рыжий Рулаф. – Может, скажешь, кто такая и откуда здесь взялась?

– Может, и скажу, – девчонка задрала нос. – А вы не из луков стрелять идете?

– Из луков.

– Ага! Так это вас старый Свенельд учит, как будто больше некому!

– Ого! – Парни удивленно переглянулись. – Ты и Свенельда знаешь?!

– А то! Кто ж не знает старика Крупского? – Женька заглянула в колчан бородатого. – Тебя как зовут? И почему у вас на стрелах цветные колечки?

– Я – Эйнар, сын Рагнара Сивые Усы, – горделиво приосанился парень. – А на стрелах не колечки, а метки. Потому что стрелы – разные. Одни – для броней, потяжелей, поувесистее, другие – для бездоспешных, третьи вообще на зверя или птицу.

– А-а-а, понятно. А можно мне с вами? Посмотреть, как вы стреляете. А то скучно – жуть!

Хитрая девушка специально заговорила парней, чтоб больше не спрашивали про сундук, не интересовались.

Эйнар почесал за ухом:

– Посмотреть? Ну, это ежели Свенельд-ярл разрешит.

– Разрешит, разрешит – уговорю, вы меня только возьмите.

Свенельд разрешил. Правда, сначала пристально оглядел Женьку с головы до ног, хмыкнул, погладил седые усы. Он явно не был славянином, как и большинство здесь – варяг, старый, но еще вполне крепкий, осанистый, словно росший с незапамятных времен дуб.

Ухмыльнулся, махнул рукой:

– Смотри, коли хочешь.

А потом, когда молодые воины отошли, резко понизил голос:

– Ты ведь Малинда – невеста нашего конунга Святослава?

Женька покусала губу:

– Откуда вы знаете?

– Я здесь все знаю, – тихо промолвил Свенельд. – Давно живу и конунга еще совсем малым дитем помню. А ты, дева, коли невеста, так должна бы в горнице сидеть!

– Я и сидела, – склонив голову набок, девчонка лукаво улыбнулась. – Только там скучно.

– Хэк! Скучно ей! – старый варяг презрительно скривился. – Так пряла б, вышивала. Мало занятий у дев?

– Так я ж говорю – скучно. Лучше тут, с вами.

– Лучше ей, ишь! – Поворчав, Свенельд вдруг спохватился, сверкнул светлыми, из-под кустистых бровей, глазами. – А ты как выбралась-то? Что-то мне стражи не доложили.

– Так я через окно, – честно призналась Тяка. – По веревке.

– А веревку откуда взяла?

– Была. Так посмотреть-то можно?

Старик наконец махнул рукой:

– Да смотри, сказал уж. Только с женихом своим, князем, потом сама разбирайся – не думаю, чтоб ему по нраву пришлось, когда невеста его где-то сама по себе рыщет. Не дело это для девы!

– А я сама знаю – до чего мне дело, а до чего не дело! – нагло заявила Женька.

Свенельд снова скривился, но скорей добродушно, нежели с гневом. Бородищу пригладил, спросил:

– А ты точно из весян, не из наших?