Один из французов, брезгливо отодвинув фотографии, сказал Володе, что они давно наблюдают за ним, знают всю его подноготную, начиная с его разговоров с женой в постели и кончая его истинными политическими взглядами, которые оп многие годы тщательно скрывает и от своих руководителей в Министерстве иностранных дел, и от партийных боссов.

«Мы внимательно проанализировали ваши выступления на различных форумах, в частных беседах, — продолжал француз, — и пришли к выводу, что вы не тот, за кого себя выдаете». В подтверждение своих слов оп показал «меморандум» его высказываний, из которого была видна, как считали французы, «его антисоветская сущность». Иностранец без обиняков предложил Володе сотрудничать с французскими специальными службами, пригрозив, что в случае отказа эти материалы будут опубликованы в Брюсселе и в Париже.

Все было сделано грубо, и Володе не составило бы труда доказать, что это типичная для того времени провокация спецслужб с целью заполучить агента или, на худой конец, устроить скандал в прессе. Опасность для пего заключалась в другом: он не мог связаться с посольством, и пи один советский человек не знал, где он и что с ним.

— Что вы от меня хотите? — спросил Володя.

— Это уже другой разговор, — сказал второй, до сих пор молчавший, француз. — Ты выяснишь состав резидентур вашей внешнеполитической и военной разведок и сообщишь нам фамилии резидентов и сотрудников; будешь информировать нас об указаниях Министерства иностранных дел, о его планах и намерениях в отношении Франции и её союзников; будешь собирать информацию о людях, фамилии которых время от времени мы будем тебе называть. Труда для тебя это не составит, а платить мы будем хорошо и поможем продвинуться но службе.

Володе стало ясно, что французы, раскрыв перед ним все карты, не дадут ему возможности связаться с посольством и, если он откажется от их предложения, могут пойти на крайние меры, вплоть до того, что через 2–3 дня его труп с проломленной головой будет найден где-нибудь на окраине Брюсселя. Такое уже не раз бывало с советскими гражданами за границей.

Все взвесив, Володя продолжал отказываться от сотрудничества. Французы то уговаривали его, то стращали. Через некоторое время, устав от переживаний и голода, оп попросил дать ему возможность подумать. Уверенные в успехе, контрразведчики согласились ждать его решения до утра, пригрозив, что если он откажется от сотрудничества, они примут против него меры по своему усмотрению. Уходя, они взяли с собой телефонный аппарат и оставили охрану.

Утром, еще немного посопротивлявшись, Володя «сдался» и написал под их диктовку обязательство о сотрудничестве с контрразведкой Франции. Теперь он думал только о том, как бы ему быстрее добраться до посольства или до кого-нибудь из работавших в Брюсселе друзей.

На радостях и в знак примирения «друзья» сняли охрану, накормили его обедом и посоветовали «проветриться», а на другой день принять участие в работе семинара, на который он приехал. Контрразведчики были уверены, что, имея его подписку, компрометирующие фотографии и личные документы, достаточно его «закрепили», и не ждали с его стороны каких-либо неожиданных поступков.

Выждав какое-то время, Володя пошел «гулять». Бродя по тихим улочкам, по парку, он проверялся, как умел, так как боялся, что, за ним могут вести наблюдение полицейские в штатском. «Гуляя», он все время шел по направлению к посольству (он бывал ранее в Брюсселе и хорошо знал, где оно находится). Так он вышел к перекрестку. За утлом была стоянка такси. Имевшейся мелочи хватало, чтобы расплатиться за поездку до посольства.

У ворот посольства стоял полицейский. «А вдруг предупрежден и задержит?» — мелькнула мысль. Но ему повезло: позади него шли сотрудники посольства. Один из них был нашим сокурсником. Вместе с ними Володя и вошел в здание. Там он рассказал послу, кто он и с какой целью приехал в Брюссель, как ужинал с французами в ресторане, как «отключился» после бокала вина и как дал подписку о сотрудничестве с французскими спецслужбами.

Посол информировал о случившемся МИД СССР и получил указание ближайшим рейсом Аэрофлота отправить Володю домой, заявив предварительно протест МИДу Бельгии и потребовав от властей обеспечить его беспрепятственный вылет в Москву. Аналогичная нота была направлена послом СССР в Париже МИДу Франции и, одновременно, письмо генеральному директору ЮНЕСКО, «пригревшему французских контрразведчиков, организовавших грязную провокацию против советского гражданина».

О провокации против Володи в тот же вечер сообщили его жене. И в их квартире до ее отъезда дежурили наши дипломаты, помогая упаковывать багаж. Во избежание еще каких-либо провокаций жену и детей Володи провожал до чехословацкого рейсового самолета (советские в то время в Париж еще не летали) лично посол С.В. Виноградов.

Так закончилась командировка Володи. Расследование, проведенное в Москве, установило, что ничего противозаконного он не совершил, и претензий со стороны органов госбезопасности к нему не было. Более того, были отмечены его мужество и честность. Однако он уволился из МИДа.

Что стало с Володей после, толком никто из однокурсников не знает, известно только, что он все выдержал и не пропал, но контакты с бывшими друзьями и сослуживцами прервал.

«Игры» с противником

В 1950-е годы оперативная обстановка во Франции, как и в других странах НАТО, несмотря на некоторые, как правило, временные послабления в визовых и других вопросах, оставалась напряженной. Вес наши учреждения и жилые дома находились под постоянным наблюдением контрразведки. Разведчики и даже неискушённые в разведке дипломаты и работники других советских ведомств обнаруживали за собой слежку в городе. Временами она велась грубо и демонстративно. Складывалось впечатление, что противник, используя её в комплексе с провокациями, осуществляемыми антисоветскими эмигрантскими организациями, и враждебными кампаниями в средствах массовой информации, пытается оказать на нас психологическое давление, запугать и деморализовать. Мы не исключали также, что контрразведка приучает нас к грубой манере слежки, чтобы в какой-то подходящий с ее точки зрения момент осуществить профессионально организованное скрытое наблюдение за тем или иным разведчиком и выявить его связи и агентов.

Как-то, выезжая из дома, я обнаружил за собой «хвост», о чем по приезде в посольство доложил резиденту. Поехал обедать, и «хвост» — за мной. Вместе мы и в посольство вернулись. К счастью, в тот день у меня не было никаких мероприятий в городе даже по прикрытию.

Часов в пять заходит ко мне резидент: «Василь, ребятам надо выезжать по делам. Ни за кем, кроме тебя, слежки с утра сегодня не было, а твои „друзья“ стоят. Может, тебя ждут, а может, кого-нибудь другого. Попробуй увести их за собой».

Выйдя на улицу, увидел, что машина «наружки» припаркована чуть впереди моей. Сел за руль, выехал. Контрразведчики, пропуская меня, улыбаются. Водители, как диктуют правила хорошего тона, должны быть взаимно вежливы, улыбнулся и я. Вначале они шли в параллельном ряду, а на Больших бульварах, где движение очень плотное, много улиц и переулков справа, в которые наблюдаемый может уйти, а они, не успев перестроиться, его потеряют, пристроились прямо за мной. Машин много, не быстро, но едем не останавливаясь. И вдруг маленькая «ренушка», шедшая впереди меня, резко затормозила. Я, естественно, по тормозам, и тут же получаю достаточно сильный удар по заднему бамперу. Меня это не слишком расстроило: в тот день я ездил на «Победе», машине необыкновенно прочной. «Ренушка» пошла. Запоминаю на всякий случай ее номер, включаю первую скорость и тихонько трогаюсь. И тут же слышу: «Дзинь!» «Дзинь!» Все ясно: у «Победы» задний бампер поставлен несколько выше, чем у автомобилей западных марок. А на переднем бампере «ситроена», на которых работала «наружка», были наварены «клыки». При ударе бампер «ситроена» самортизировал, и «клыки», «проскочив» под бампер моей машины, зацепились за него, а когда я тронулся, один за другим отвалились. Останавливаюсь. Выхожу из машины. Выходят и мои «спутники». Происходит такой приблизительно разговор: