Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожилая женщина лежала на узкой высокой койке в палате под названием «Жимолость». Там были и другие, похожие на нее старухи, в таких же, как у нее, кроватях. У всех были чистые розовые лица и редкие седые волосы, сквозь которые просвечивала розовая кожа. На каждом прикроватном столике стояли по меньшей мере две вазочки с цветами – взятка своей совести со стороны родственников, которым только и оставалось, что прийти и поболтать со старушками, вместо того чтобы носить за ними судна да обрабатывать пролежни.
– К тебе посетитель, Элис, – сказала медсестра и повернулась к вошедшему следом за ней священнику. – Не пытайтесь поздороваться с ней за руку. Руки у нее не двигаются, зато слух отличный, и болтает она столько, что у осла уши отвалятся ее слушать.
Взор Генри вспыхнул отнюдь не христианской ненавистью, но сестра, если и заметила его реакцию, не обратила на нее внимания.
– Любишь ты почесать язычком, верно, Элис? К тебе преподобный Арчери, – сказала она пациентке.
Болезненно моргнув при этих словах, посетитель подошел к кровати.
– Добрый вечер, сэр, – поздоровалась с ним старушка.
У нее было квадратное лицо с грубой, морщинистой кожей. Паралич двигательных нервов оттянул книзу один уголок рта, так что ее нижняя челюсть постоянно торчала вперед, открывая крупные искусственные зубы. Медсестра суетилась рядом, то поправляя вырез ночной рубахи старой служанки, то укладывая на покрывале ставшие бесполезными руки. Арчери было страшно на них смотреть. Работа обезобразила их, но немощь и отечность натянули и отбелили кожу, так что они стали похожи на руки уродливого младенца. Природная чувствительность и вкус к языку 1611 года, привитый Генри за годы учебы, слились теперь в потоке жалости, которая захлестнула его сердце и вынесла со дна его души такие слова: «Хорошо, добрый и верный слуга, в малом ты был верен, над многим тебя поставлю»[10].
– Вас не огорчит, если я попрошу вас рассказать мне о миссис Примеро, мисс Флауэр? – задал он вопрос негромко, опускаясь в гнутое деревянное кресло.
– Нет, конечно, – ответила за нее сестра, – она обожает говорить о ней.
Больше Арчери терпеть не мог.
– Прошу меня простить, но это частное дело, – заявил он медсестре.
– Частное! Да вся палата знает его вдоль и поперек, оно тут вроде сказки на ночь, уж поверьте! – И сестра с достоинством выплыла из комнаты, шурша накрахмаленной сине-белой формой, бесчувственная, точно автомат.
Голос Элис Флауэр оказался надтреснутым и шероховатым: удары повлияли на мышцы гортани и голосовые связки. Но произношение у нее осталось безукоризненным, усвоенным, как тут же подумал Арчери, за годы работы в кухнях и детских у образованных людей.
– О чем вы хотели меня спросить, сэр? – поинтересовалась она.
– Сначала о семье Примеро.
– О, это несложно! Я много о них знаю. – Из груди женщины вырвался клокочущий кашель, и она отвернулась, чтобы не шокировать посетителя судорожными движениями своего уродливого рта. – Я пришла к миссис Примеро сразу после рождения мальчика…
– Мальчика?
– Мистера Эдварда, ее единственного сына.
«А, – сообразил Арчери, – отца богатея Роджера и его сестер».
– Он был чудным ребенком, и мы всегда с ним так славно ладили, он и я… Его смерть разом состарила и меня, и его бедную мать, сэр. Но, слава богу, к тому времени у него уже была своя семья, и мистер Роджер был просто копией своего отца.
– Наверное, мистер Эдвард оставил сыну хорошее наследство?
– О нет, сэр, в том-то все и дело. Видите ли, старый доктор Примеро все оставил мадам, ведь у мистера Эдварда дела в то время шли в гору. А потом он прогорел на какой-то спекуляции в Сити, и, когда его не стало, миссис Эдвард с тремя ребятишками едва сводили концы с концами. – Элис снова закашлялась, и пастор болезненно моргнул. Ему даже показалось, будто он видит тщеславное усилие, с которым ее руки пытались оторваться от покрывала, чтобы прикрыть искаженный рот. – Мадам предложила помочь – хотя у нее самой лишних денег не было, – но миссис Эдвард оказалась такой гордячкой! Ни пенни не хотела брать у свекрови. До сих пор не знаю, как она выкручивалась. У нее ведь было трое детей-то… Мистер Роджер – старший, и еще две малютки, намного моложе брата, но такие дружные маленькие мышки. И почти погодки – разницы между ними было месяцев восемнадцать, не больше.
Откинувшись на подушки, Флауэр стала кусать нижнюю губу, словно надеялась так убедить ее вернуться на место.
– Анджела была старшей из них двоих. Время-то летит, так что сейчас ей, наверное, уже лет двадцать шесть, – продолжила она рассказ. – А вторую назвали Изабеллой, в честь мадам. Они были совсем крошечными, когда умер их папа, и прошло немало лет, прежде чем мы их увидели… Можете мне поверить, мадам сильно страдала оттого, что потеряла связь с мистером Роджером. И вдруг в один прекрасный день он сам, откуда ни возьмись, появился в «Приюте Победителя». Представьте, оказалось, что он жил совсем рядом, в Сьюингбери, учился на адвоката в одной очень солидной юридической фирме. Какой-то знакомый миссис Эдвард его пристроил. Он и понятия не имел о том, что его старая бабушка еще жива, и тем более не знал, что она в Кингзмаркхеме, но вот листал как-то телефонный справочник – искал там кого-то по делу, сэр, – и увидел: миссис Роуз Примеро, «Приют Победителя». В общем, после того первого раза он к нам зачастил. А мы и не возражали, сэр. Приходил почти каждое воскресенье, пару раз и сестричек привозил, аж из самого Лондона. Славные были девчушки, чистое золото. Мистер Роджер и мадам много смеялись вместе. Она, бывало, достанет старые фотографии и ну ему истории рассказывать! – Внезапно пациентка умолкла, и Арчери увидел, как ее лицо налилось кровью и побагровело. – Очень приятно было снова увидеть в доме славного молодого джентльмена, особенно после этого черта Пейнтера. – Ее голос вдруг сорвался на надсадный шипящий крик. – Грязная тварь, убийца!
Старуха на другом конце палаты, лежа в такой же кровати, как Элис, улыбнулась беззубой улыбкой, точно услышала знакомую историю. «Вся палата знает» – так, кажется, сказала о парализованной бывшей служанке сестра.
Викарий подался вперед.
– Ужасный был день, мисс Флауэр, – сказал он, – тот день, когда умерла миссис Примеро. – Полные ярости старческие глаза моргнули, водянисто-голубые в красных веках. – Вряд ли вы могли его забыть…
– До смертного часа не забуду, – ответила Элис. Возможно, при этом она думала о собственном теле – когда-то столь полезном, разумно устроенном механизме, а теперь на три четверти утратившем подвижность.
– Не могли бы вы рассказать мне, как все было? – попросил Генри.
Она начала, и он сразу понял, что эта история уже множество раз слетала с ее губ. Наверное, не все старухи в палате были прикованы к постелям, и не исключено, что кое-кто из них коротал вечера, собираясь вокруг кровати Элис Флауэр и слушая ее историю. «Историю, – подумал пастор, перефразируя известную цитату, – способную оторвать детей от забавы, а старух – от камелька»[11].