А мы должны молить Господа Бога и Пречистую Богородицу и великих русских чудотворцев Петра, и Алексея, и Иону, и всех святых о государе-царе и великом князе всея Руси Федоре Ивановиче и государыне-царице и великой княгине Ирине о государском многолетнем здравии и о тишине межусобной брани».

Таким образом, русская православная церковь устами своего патриарха заявила, что вопроса о причинах гибели царевича Дмитрия, о которой стали говорить все громче во всех русских землях, не существует. Есть только бунтовщики, проявившие свое лицо во время опасных народных волнений в Угличе с последующими убийствами государевых людей, с которыми нужно расправиться. Таковой указ был немедленно дан боярской Думе: «Углицкое дело по договору вершите». И многие угличане были казнены и отправлены в ссылку. Патриарху пришлось выслушать много упреков за свое поведение, не позволившее ответить на все вопросы гибели царевича Дмитрия с достойной патриарха достоверностью и справедливостью. Иов впоследствии писал: «…Озлобление, клеветы, укоризны, рыдания и слезы – сие все меня смиренного достигало…»

Слух о том, что царевич Дмитрий убит людьми Годунова, а царица Мария Нагая отравлена, приверженцы Нагих и неизвестные правительству силы распространяли не только в Ярославле, но и в Москве. В Ярославле тоже ударили в набат, но поднять народ на бунт, как в Угличе, не удалось. Когда в Москве случилась серия поджогов и сильных пожаров, то Нагие и их сторонники активно распространяли слухи, что партия Годунова не только виновата в убийстве царевича, но и в московских пожарах и даже в последующем набеге крымчаков, чтобы обострить ситуацию в стране – после убийства законного наследника престола. Поджигателей Москвы потом разыскали, это оказались холопы Нагих, но совсем не «люди Годунова». Материалы о попытке организации Нагими волнений в Ярославле, устройстве ими поджогов в Москве не вошли в «Углицкое дело», заслушанное на Соборе, впоследствии они частично были утрачены, а потому практически никогда не рассматривались исследователями-историками в контексте событий, связанных с гибелью несчастного Дмитрия-царевича. Нагие сошли с политической арены, но Марии Нагой уже с именем «инокини Марфы» пришлось принять невольное участие в качестве «главной свидетельницы» идентификации «названного Дмитрия» на развалах Русского царства жестокого и опасного Смутного времени…

В 1823 году, накануне выхода в свет 10-го тома «Истории Государства Российского» известный историк, из бывших крепостных, получивший вольную, М. П. Погодин пришел в гости к автору многотомного исторического труда Н. М. Карамзину. «Радуйтесь, – сказал Карамзин Погодину, – скоро прочтете мой новый том, и Борис Годунов будет оправдан! Пора, наконец, снять с него несправедливую охулку!»

Каково же было изумление Погодина, когда он с волнением открыл вышедший в свет десятый том «классика» XIX века, вдохновившего своим эпохальным трудом гениального последователя – поэта Пушкина на написание драматического произведения в стихах «Борис Годунов». Погодин потребовал объяснения от Карамзина. Он знал, что «классик» так же, как и он, детально ознакомился с материалами «Углицкого розыска» комиссии Шуйского, представленными на освященный Собор патриархом Иовой 2 июня 1591 года. Ведь материалы «Углицкого дела» о гибели несчастного царевича, не имеющего ничего общего с убийством Дмитрия «людьми Годунова» по приказу правителя-властителя, полностью снимали с будущего первого избранного в России царя обвинение в убийстве восьмилетнего мальчика.

«Что утверждено общим общественным мнением, то делается некоторого рода святыней и народным достоянием для благодарных или неблагодарных потомков. И робкий историк, боясь заслужить имя дерзкого, без должной критики вынужден повторять ошибки летописей и злонамеренных летописцев, искажающих истины истории», – бросил меланхолично «классик».

Через шесть лет неудовлетворенный позицией «классика», взявшего на себя роль охранителя тайн «победившей династии» от корня боярской партии Романовых – от жесточайшего времени схватки партий Шуйских, Нагих, Годуновых до Смутного времени, – М. П. Погодин первым в русской истории заявит о невиновности Годунова в смерти Дмитрия-царевича. Основанием для такого важного исторического открытия станут материалы следствия «Углицкого дела» комиссии В. И. Шуйского, а также многолетние собственные изыскания. Потом знаковое мнение о невиновности боярина-конюшего Годунова в смерти царевича Дмитрия 15 мая 1591 года на основании собственных исследований подтвердят, с высочайшей степенью достоверности, крупные историки С. Ф. Платонов, Р. Г. Скрынников и другие их последователи.

Очевидно, в оценке «углицкой драмы» на материалах розыска Шуйского Карамзину пришлось следовать официальной «романовской» точке зрения, поставив «несмываемое историческое клеймо убийцы младенца» на Годунове, да еще унизив «задним числом» династических соперников Романовых за престол Шуйских (в лице главы комиссии и будущего царя В. И. Шуйского).

В должном направлении Карамзина и «победившей династии Романовых» были выверены и подправлены драма А. С. Пушкина «Борис Годунов» (1825–1831) и трагедии А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис», напечатанные в 1868 и 1869 годах, соответственно. Уязвленный царскими цензорами А. К. Толстой все-таки мстительно высказался словами Годунова об «официальной версии» династии Романовых: «Забытую ту ложь из пыли кто-то выкопал, чтоб ею ко мне любовь России подорвать?… Романовы? Которых я щадил? Они молву ту распускают? Нет-нет, этого терпеть нельзя!» Благодаря «эзоповому языку» трагедии А. К. Толстого думающее читающее общество России узнало, что историческое замалчивание «естественной причины» гибели несчастного царевича Дмитрия Ивановича (предпоследнего из династии московских Рюриковичей) было выгодно партиям Нагих, Шуйских и Романовых.

А гениальный Александр Пушкин, написавший под впечатлением блестящего «фальсификатора истории» Карамзина грандиозную потрясающую драму «Борис Годунов», вдохновившую впоследствии на такую же потрясающую одноименную оперу Модеста Мусоргского, – неужели поэт и композитор тоже невольные жертвы фальсификатора?… Были или не были «мальчики кровавые в глазах» правителя и первого избранного царя в истории России?… Это вряд ли… Но применительно к Пушкину и Мусоргскому можно сказать одно с великим чувством благодарности к историческому вымыслу: как прекрасно облиться слезами гениального художественного музыкально-поэтического вымысла – его творцам и читателям-слушателям…

И все же, как текла жизнь страны в царствование Федора Ивановича, окрепшего духом после долгожданного рождения дочери Феодосии?

В Думе царя видели редко, впрочем, чего там царю делать, коли и так без царя все как-то устраивалось, да и к делам государственным Федор Иванович отношения какого-то иметь не хотел, тем более, его шурин-правитель весьма успешно управлял государством.

Царь просыпался обычно около четырех часов утра. Одевался, умывался коротконогий тучный царь с крупной головой и ястребиным носом прабабки Софьи Палеолог и поджидал, когда в опочивальню входил духовник для крестоцелования. И с этого мгновения начиналась ежедневная молитвенная жизнь царя: вносили икону святого, которого праздновали в тот день, царь становился на долгую утреннюю молитву. После молитвы шел здороваться с любимой нежной супругой, которую обожал всем сердцем и без которой не мыслил своего царского не слишком хлопотного существования.