Я знала, на что шла, думала Камилла, кутаясь в пальто, последние несколько дней ее постоянно знобило. Как же мне уговорить Эрскина отпустить меня с миром? Что я могу предложить ему взамен? Ничего. Ему нужна только я — идеальная жена.

Камилла и не заметила, как подъехала к дому Эрскина. Она тихо открыла дверь и вошла. В доме стояла гулкая тишина. Кажется, Эрскин отпустил прислугу.

Как же она могла забыть! Сегодня ведь сочельник! Она совсем потеряла голову от любви к Джиму!

Камилла сняла пальто и прошла на кухню. Ей безумно хотелось горячего чаю. Она надеялась, что это поможет ей согреться. Камилла заварила чай и подошла к окну. Начал падать мягкий снег. Совсем рождественский. Такой, какому радовались Камилла и Чарльз в детстве.

Вот и праздник пришел… Семейный праздник. А она — в кругу родных — все так же одинока. Интересно, решится ли Чарльз приехать на это Рождество домой?

— Ты все же вернулась? — раздался над ее ухом насмешливый голос.

— Да, Эрскин, — не поворачивая головы, ответила Камилла.

— Не стоит говорить со мной в таком траурном тоне. Я сыт этим по горло, за пять-то лет! Я же теперь знаю, что ты можешь быть веселой, можешь быть страстной. Почему это достается не мне, Камилла? Ведь я твой муж, а не он!

— Прости, но я не могу заставить себя полюбить тебя. — Камилла крепче обхватила тонкими пальцами горячую чашку, будто пыталась в ее тепле найти поддержку и защиту.

— А мне кажется, что, если ты приложишь некоторые усилия, ты сможешь стать мне настоящей женой.

— Я старалась сделать это пять лет, Эрскин. У меня так ничего и не получилось. Отпусти меня, мне тяжело сидеть в этой клетке. Я боюсь, что сойду с ума.

— Камилла, пойми, я не могу отпустить тебя. Мы ведь идеальная пара. Ты меня практически во всех отношениях устраиваешь. Наши капиталы настолько прочно связаны, что их разъединение приведет к краху компании. Мы не можем быть порознь, Камилла.

— Еще как можем! Я ведь у тебя ничего не прошу. Я знаю, отец говорил, в брачном контракте прописано, что в случае развода я получаю половину. И не важно, было ли это заработано тобой до брака или после.

— Вот видишь, как же мы можем развестись?

— Эрскин, мне не нужны деньги. Единственное, чего я хочу, быть рядом с Джимом. Отпусти меня. Я не хочу скандала и судебного разбирательства.

— Я тоже этого не хочу, Камилла. Но, с другой стороны, я прекрасно понимаю, что, пока я содержу твоих родителей, ты у меня в руках. И никуда ты не денешься. Прости, но мне придется давить на тебя, как бы мне это не нравилось.

— А мне кажется, что тебе очень даже нравится давить на меня! — не сдержалась Камилла.

— Придержи свой острый язычок, дорогая! — В голосе Эрскин звучала неприкрытая угроза. Он сердито посмотрел на Камиллу из-под густых бровей.

— Эрскин, мне надоело молчать! Я молчала, когда ты разрушал одной фразой все мои мечты и надежды! Я молчала, когда ты у меня на глазах флиртовал с Эстель! Я молчала, когда ты позволял себе выпады в отношении моего отца! Все, хватит, мне надоело! С сегодняшнего дня я ухожу к родителям и буду жить у них, пока мы не решим, что будем делать дальше.

— Камилла, это глупо. Ты же взрослая девочка и должна понимать, что таким образом вопрос не решится.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что забастовка уже давно не самый лучший метод борьбы за свои права.

— Я не собираюсь устраивать забастовку. Я просто ухожу.

— А что это, как не забастовка? Рабочие с фабрики, знаешь ли, тоже просто уходят.

— Я не рабочая на фабрике. И я не собираюсь выдвигать какие-то требования. Я ухожу от тебя, и тебе нужно с этим смириться.

Камилла отвернулась от Эрскина и вновь принялась смотреть в окно. На улицу высыпала детвора. Мальчишки принялись играть в снежки.

Как хорошо, что я тогда не забеременела. Что бы я сейчас делала с ребенком на руках? — подумала Камилла.

— Ты не рабочая, ты моя жена. Так что, будь добра, сиди дома. Ты — элемент престижа. Примерно как дорогая мебель. Вот только у тебя немного больше функций. На тебе лежит ответственность за мой дом.

— На мне лежит ответственность только за мое будущее. И еще за будущее моих родителей. И я думаю, что мне лучше провести рождественские дни с ними. Разве тебе есть что возразить? Я демонстрирую образец дочерней любви и привязанности.

— Твоя ирония, моя дорогая, совершенно неуместна. Ты не будешь жить с родителями, и точка. Подумать только! От меня жена сбежала к родителям!

— Тебя всегда больше всего на свете волновало, что о тебе скажут окружающие! Мое мнение, мнение моего отца тебе были безразличны.

— Да, меня действительно очень это волнует. Мне не безразлично, какова моя репутация, это ведь тоже капитал. Поэтому я бы настоятельно просил тебя сидеть дома. Ты же не хочешь, чтобы я испортил праздник старикам известием о том, что выдача пособий имени Эрскина Стюарта прекратилась?

— Как ты смеешь! Если бы не мой отец, у тебя бы сейчас ничего не было!

— Но у меня есть все! И поэтому я буду решать, что и как ты будешь делать. И если я сказал тебе, что ты сидишь дома, значит, ты сидишь дома. Это даже не обсуждается. Камилла, ты меня поняла?

Она молчала.

— Будь добра отвечать, когда я тебя спрашиваю!

— Не повышай на меня голос, — тихо сказала Камилла. — Может быть, я дура, и это подтверждается тем фактом, что я вышла за тебя замуж, но уж во всяком случае не глухая.

— Не может не радовать, — прокомментировал Эрскин.

— Твоя ирония неуместна! — парировала Камилла.

— Мило. Значит, так: ты сейчас же выбрасываешь из головы эту глупость о переселении. Моя жена должна быть дома, со мной. И точка.

— Ты не можешь заставить меня не думать о том, как выбраться из этой западни! Пусть ты меня запер, но запереть мои мысли и чувства ты не можешь!

— Да, не могу. Но помни, детка, ты в моих руках. Ты моя жена и принадлежишь мне. И еще, должен тебе сказать, что в нашей сложной ситуации есть только один выход: кто-то сдает свои позиции.

— Почему бы тебе не уступить даме?

— Я плохо воспитан.

— Да, это я давно заметила. За пять лет я несколько раз имела удовольствие видеть подтверждение этого факта.

Эрскин неожиданно грубо схватил ее за плечи и несколько раз встряхнул. Голова Камиллы качалась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы.

— Ты никогда не будешь грубить мне. Я твой муж и имею право на достойное обращение. Запомнила?

— Да! — ответила Камилла, с вызовом глядя на него. — Я запомнила. Только я запомнила и другое. То, что ты применил ко мне силу. Еще ни один человек не смел так поступить. Ни один. Я никогда не забуду этих синяков. И не прощу тебе.