И память подсказала такой эпизод. Было воскресное утро, Неля проснулась и обнаружила Кирилла за письменным столом. Удивленно спросила:

– Что-то срочное? Ты же никогда не работаешь в воскресенье.

Он ответил смущенно:

– Я и не работаю. Просто какая-то ерунда пришла в голову, не мог избавиться, захотелось записать.

И он показал Неле короткий, совершенно неожиданный текст. О плачущем небе, о серой суровой земле, между которыми мечется подожженный бумажный самолетик. И пытается уцелеть, долететь, сам не зная куда. Неля была поражена.

– Никогда не думала, что ты можешь так лирично и пронзительно писать.

– Я и не могу, – ответил Кирилл. – Говорю же: что-то вдруг влетело в голову. Как сон.

Неля восстановила в памяти тот эпизод, напрягла внутреннее зрение. Надо вспомнить, увидеть, где именно он это написал. И тогда она найдет эти заметки только для себя. Тот случай не мог быть единственным. Она найдет его мысли. Но без подсказки в море его файлов не разобраться. От напряжения ее мозг забился в виски, в глазах мелькали бесконечные значки и названия. И Неля вспомнила! Там было написано «Особая папка». И значок «облако». Но она не бросилась сразу проверять свою догадку. Нелю оставили силы. Сковали сердце страх и стыд. Они истекали слезами, умоляя: не делай этого. Тебе из этого не выбраться, не отмыться.

Но есть пути, которые ведут лишь в одну сторону. Через пару часов Неля читала:

«Никогда не назову тебя родной, потому что это высшее звание в моей шкале человеческих привязанностей занято по праву, по закону, по моему выбору навеки. Предав ее, я уничтожу себя. Но ты… О нет, ты не обделена, не унижена моей дискриминацией. Потому что я привязан к тебе силой такого восторга, такого желания, такой постоянной жажды прикосновения, какой раньше не знал не только я. Это чудесное и страшное бремя дано, наверное, только избранным. Только таким святошам, как я. Тем, кто ждал от жизни простого, понятного счастья, но не имел представления о власти никогда не испытанного блаженства».

Вот здесь он упомянул ее, свою родную жену, отметила Неля. Сердце медленно и больно стыло. Кирилл нашел красивые слова, чтобы сказать о прозаической жизни с будничной женой, которая не имеет ничего общего с его мужским, плотским блаженством.

«Вчера я задержался на полчаса на работе. Испугался, что застряну в пробке и потеряю еще время. Оставил машину, помчался в метро. Бежал там из вагона в вагон – поближе к машинисту, как будто собирался его подгонять. Потом мчался к тебе от метро. Были съедены еще какие-то минуты. У нас не осталось времени на слова. Мы оба смотрели на часы. Я отрывал тебя от себя с такой силой, что у меня по всему телу горит кожа, как после разрезов. Потом я шел домой. Обычно это занимает десять минут. Вчера я шел двадцать. Туфли прилипали к земле, сами разворачивались, тащили назад».

А вот и доказательства пошли. От дома Валентины до них ровно десять минут ходу. Но неужели он так и не назовет ее ни разу по имени? Неля прочитала еще много страшных в своей откровенности признаний. И, наконец, это:

«Валентина, валентинка, моя весть о любви».

Сомнений и так нет. Да и почта ее – levAV – Лева Валентины. О боже, насколько лучше было бы, если бы не она. Если бы совсем чужая женщина. Это двойное предательство.

«Я постоянно, на любом расстоянии ощущаю твое прекрасное, нежное и неумолимо притягивающее тело. Я вижу твое прелестное лицо, его сладкое очарование и яркий свет освещает мой тайный мир. Все свелось к нему».

А это состав преступления. Доброе сердце Нели затвердело, превратилось в наполненный ненавистью снаряд. Никто не в силах остаться прежним, узнав о преступлении против себя. Никто не волен заставить себя прощать. И смерть не повод для этого. Это всего лишь самая надежная уловка, уход.

Никаких решений. Только путь, который ведет вперед. На нем, по логике, должны быть свидетели. Неля допускает, что таковыми являлись все знакомые. В неведении была она одна. И все делилась с ними подробностями своего безмятежного супружества, своих уникально крепких и нежных отношений с мужем. Своими смешными для всех глаз иллюзиями. Но они охотно и с удовольствием это поддерживали. Неля представила, что говорили за ее спиной. С этим нужно справиться. Нужно заставить их всех повторить все в глаза. Для этого нужен совсем другой образ.

К вечеру Неля сняла черные свитер и юбку, сунула в шкаф вдовий платок. Уложила волосы скромно и красиво. Подвела глаза тушью, губы нежно-розовой помадой, провела по лицу пуховкой с естественной пудрой. Надела джинсы с бордовым свитером, накинула бежевую нарядную куртку и вышла с Асей на прогулку. На этот раз она никого не избегала. Здоровалась, улыбалась, вступала в разговор. Кто ей сейчас нужен, она сразу поймет. Да вот! Нина, активная и неутомимая сплетница, лицемерка и каждой бочке затычка. Она всегда так охотно поддерживала тему чудесных отношений Нели с Кириллом. Просто пела на ее, Нели, мотив. А сейчас она запоет другое.

Они пошли рядом. Нина по-родственному поддерживала Нелю под локоть, упоенно говорила о том, как в трудные времена нужно спасаться любовью к себе. Звала в бассейн, тренажерный зал, в кафе, где чудные пирожные. Советовала фильмы и таблетки для радости.

– Я поняла. – Неля стряхнула руку Нины, которая раздражала ее с первой секунды, и легко произнесла, как человек, которому хочется перемыть косточки другим: – Слушай, я тут Валентину встретила. Что-то в ней странное есть. Я вдруг подумала, что в тихом омуте черти водятся.

– Это ты в точку. – Нина остановилась и посмотрела в глаза Нели пристально, со жгучей надеждой. – Ты давно поняла?

– Понимаешь, Нина, я не тот человек, который выносит на обсуждение чужие недостатки и собственные проблемы. Да и не до того мне было. Семья в моем понимании требует полной отдачи. Но сейчас мне просто интересно: меня все считали слепой дурой?

Нина никогда бы не догадалась, каких страшных усилий воли требовалось Неле, чтобы сохранять спокойный, даже ироничный тон, доброжелательное, умиротворенное выражение лица. Ей было необходимо создать впечатление, что разговор имеет уже теоретическое значение. Все прошло, закончилось, не причиняет боли, просто настала пора выговориться и забыть. Или не забыть, прийти к каким-то решениям. Нина при всей своей недалекости обладала способностью настраиваться на чужую волну. Она с трудом сдерживала ликование.

– Как же я рада, Нелечка, что ты решила со мной поговорить об этом. Я бы сама ни за что не решилась начать этот разговор. Но если бы ты знала, как мы все тебя жалели, переживали за тебя. Может, пойдем ко мне? Чаю попьем. Найдется что-то и покрепче. Главное для тебя – не оставаться одной со всем этим.

И второй раз за сутки в сердце Нели грозно шевельнулась ненависть, чувство, о котором она до сих пор ничего не знала. Сейчас она ненавидела свору людей, жадных до чужих тайн и страданий. Тех, которые годами шли за ней по пятам, смаковали ее унижение и беду, ждали драматичного развития событий и своего часа влезть в это по уши. Да, их знаменем и оправданием и должна быть «жалость», клеймо, которое они поставили на достоинстве и полноценности Нели. Она чувствовала себя всего лишь бесконечно одинокой после смерти Кирилла, теперь стала ущербной. Неля отправилась пить чай с Ниной. Домой вернулась, как из очередного круга ада. Все, что было ей дорого, растоптали, сорвав с него даже иллюзорный покров тайны. Душу Нели хлестали постыдными подробностями обнаженного позора. Ей казалось, что противным голосом Нины с ней говорит целый белый свет. В конце разговора Нина сделала ужасное предложение, которое Неле даже не показалось ужасным. И она изо всех сил держалась за свою адекватность: это еще никогда ее не подводило в жизни.