Уже темнело, когда мы вышли с проселочной дороги на трассу. В моей руке была тяжелая сумка с инструментами. Мне повезло, и первая остановленная машина ехала в нужном направлении. Мы с учителем крепко обнялись.

Я сидел в машине и смотрел, как растворяется в темноте фигура Муштакова. Он помахал мне вслед.

Через час я сидел на кухне у тети Клавы, и мы с Катенькой пили чай.

На следующее утро я купил в кассе автовокзала два билета на Москву. Потом мы снова катались на каруселях, а вечером попрощались с тетей Клавой и залезли в автобус.

Поездка показалась мне утомительной. Я пожалел, что не поехали поездом. Но сестренка хорошо перенесла дорогу. Это было ее первое в жизни путешествие за пределы соседнего поселка. По дороге она во все глаза смотрела на плывущие вдали огни, деревья и строения.

Поздно вечером следующего дня мы стояли возле ворот нового дома. Нашего дома. Я поставил сумки на землю и спросил:

– Ну, Катюш, годится?

Она оторопела Я-то уже видел. А для сестренки после нашей халупы это казалось настоящим дворцом. Катюшка ахнула.

– Во-ова! Это все наше?

Я поднял сумки, и мы шагнули в ворота. Мы были у себя.

Следующие несколько месяцев работы навалилось по горло. Как бы ни был хорош дом, но при внимательном осмотре обнаружились кое-какие погрешности. Пришлось подлатать крышу, заменить водостоки, поправить откосы, да и внутри много чего еще.

Подвал оказался очень большим, имелся выезд прямо к воротам. Я решил оборудовать там мастерскую. Очень удобно подвозить материал на машине и заносить. Требовалось только выбросить из подвала кучи хлама. Похоже, дядя тащил в дом все, что плохо лежало.

Катюша выбрала себе маленькую, но очень уютную комнату. Из окон виднелась опушка леса и кусочек пруда за деревьями – очень живописно, хоть картины рисуй. Я так и думал, что ей приглянется именно эта спаленка.

В доме был телефон. После смерти дяди его отключили. В прошлый мой приезд я написал заявление на повторное подключение и оплатил задолженность. У нас раньше не было аппарата, и звонить по срочным делам мама бегала на почту к знакомой.

На следующий после переезда день телефон зазвонил. Мы возились в это время на кухне. Я взял трубку. Такое необычное ощущение: только вселились – и уже кому-то нужны!

Звонил Муштаков.

Перед отъездом я, разумеется, оставил ему наш новый адрес и номер, но совсем забыл об этом, и звонок мастера стал радостным сюрпризом. Мы проговорили минут десять. В конце Муштаков сказал, что перенаправит мне к следующему лету несколько заказов от московских клиентов. Посоветовал пока нарабатывать заказы у местных, по мелочи. Я без конца благодарил его. Что бы я делал без моего учителя!

Раньше весны, а может быть, и лета, я не смог бы приступить к серьезной работе. Одно дело, когда рядом стоит Муштаков и поправляет, если ошибаешься. И совсем другое – работать самостоятельно. Я был молод, но являлся учеником известного на всю страну мастера. Это обстоятельство не вселяло в меня чувство гордыни, но все-таки придавало уверенности. Я решил начать с чего попроще, из недорогого материала. Запороть заказ из древесины очень ценных пород – так рисковать я не мог. Решил так: вот обустроюсь, войду в рабочую колею, запасу хороший материал – тогда и развернусь.

Зиму мы провели хорошо. Я катал Катюшку на санках. Как-то слепили за домом огромного снеговика. Сестренка сбегала в дом и принесла большую морковку. Я поднял Катюшу, она прикрепила оранжевый нос к снежному кому. Я сказал Кате, что это наш зимний часовой и он будет охранять нас от лесных чудовищ. Сестренка любила сказки. Даже пробовала сочинять. Она с удовольствием подхватила эту историю и принялась скатывать из снега разных страшил. Ставила их поодаль от снеговика, так что через несколько дней двор наш превратился в поле сражения: снежная нечисть пыталась проникнуть в дом, но бдительный часовой своим грозным видом останавливал вражеские войска.

Катюшке исполнилось семь лет. К следующей осени она должна была пойти в школу. Меня беспокоило ее косоглазие. Что если начнут дразнить? Будут ли у нее друзья? Она и так росла очень замкнутой, на улицу выходила неохотно, а если и шла погулять, то с соседскими девчонками почти не разговаривала, а возилась в сторонке, словно ее не интересовало общество сверстниц.

Имелось еще кое-что, но об этом позже.

Весна тогда выдалась ранней, теплой, и я решил, что настала пора освободить подвал от хлама и переоборудовать его в мастерскую. Моя маленькая помощница с большой охотой выносила мусор и лазала с тряпкой, вытирала все уголки.

Мы вычистили почти все пространство и подбирались к противоположному от входа углу. Свет от лампочки едва доставал туда. Там стояли большие длинные стенды, под дерюгой. Краска на них сильно облупилась, но еще угадывались пионеры, Ленин, остатки символики. Ценности в стендах уже не было никакой. И фанера дешевая, покоробленная. Следовало это распилить и выбросить.

Катюша потащила во двор очередное ведро с мусором. Я подтянул провод с лампочкой ближе, схватился за край одного стенда – и замер от ужаса.

Стенды были прислонены к стене под большим наклоном. Между ними и стеной образовалось пространство. Словно темная пещера. Из этой темноты на меня смотрели два светящихся глаза.

Я отчетливо помню ощущение в ту минуту: животный инстинкт опасности вперемешку со здравым смыслом – этого не может быть! Наверное, так бывает, когда встретишь привидение. Я отскочил. Метра на три меня отнесло. К счастью, Катюшка еще возилась во дворе и не видела.

На полке лежал фонарик. Светил он тускло, батарейки ставились еще при дяде. Я включил его и шагнул к стендам. Я уже приблизительно догадывался, что там прячется. Но иррациональный страх заставил меня взять металлический прут. Я вытянул его перед собой и направил луч в темноту.

Там было чучело огромного волка. Свет подвальной лампочки отражался от хромированной стойки, сбоку от стендов, и попадал волку в глаза, сделанные из какого-то светоотражающего материала. Но не это вызывало жуть, а размер зверюги. Его голова, величиной с медвежью, была мне выше пояса. Из пасти торчали огромные клыки, как у тигра, а мохнатые лапища – толще моей руки. Наверняка это был выродок, про таких монстров я никогда не слышал. И где только дядя его взял! Понятно, что поставить чудище в доме он не решился, а выбросить или продать жадность не позволила.