– Почему? – резко спросил я, и Элиана откинулась на спинку стула. Я заерзал, не в силах усидеть спокойно, и лишь миг спустя осознал, насколько агрессивно прозвучал мой вопрос. Элиана опустила глаза и принялась рассматривать стол.

Какой же я идиот!

Я наклонился вперед и, поставив локти на стол, добавил:

– Просто за женщинами вроде тебя мужчины выстраиваются в очередь в милю длиной и всюду следуют по пятам. – Чертовски смущенный, я погладил рукой бороду. Чем дальше, тем большую чушь я нес.

Именно поэтому я предпочитал оставаться в одиночестве.

На губах Элианы мелькнула улыбка, девушка пожала плечами.

– Просто прежде я не встречала мужчину, с которым ощутила бы настоящую связь. И никогда не чувствовала того разряда молнии, от которого перехватывает дыхание.

– И никаких бойфрендов? – теперь уже с любопытством спросил я.

Она наморщила нос, и на лице ее вновь появились ямочки.

– Практически нет. В последние несколько лет я вроде как погрузилась в работу. Я так и не встретила подходящего для себя парня. – Она покраснела и снова принялась теребить пустой пакетик из-под сахара, а мне ужасно захотелось спросить, что значит для нее подходящий.

И, чуть поразмыслив, я все же задал этот вопрос.

– И какой же он?

Элиана глубоко вздохнула, так что полные груди натянули ткань рубашки, и взглянула мне в глаза.

– Мужчина-защитник, сильный, загадочный… талантливый, страстный… благородный… – Она замолчала, облизнула розовые губы, и я замер.

Элиана пронзила меня взглядом карих глаз, словно бы видела мою темную душу насквозь. Я заерзал, смущенный столь пристальным вниманием, и ощутил, что сердце быстрее забилось в груди.

Я заставил себя отвести взгляд, взял булочку и молча принялся есть. Вокруг нас снова сгустилось напряжение, но я выбросил из головы ненужные мысли. Только бы пережить этот завтрак.

– Можно спросить? – подала голос Элиана, и я, дожевав булочку, откинулся на спинку стула. И кивнул ей в ответ, разрешая. – Почему ты не хочешь, чтобы люди знали, кто ты?

Вот он. Единственный вопрос, на который все хотели получить ответ. Почему Эльпидио был затворником?

Я пожал плечами.

– Слава – это не для меня.

– Тогда зачем выставка? И почему сейчас? – настаивала она.

Взглянув на залив Пьюджет-Саунд, я провел рукой по волосам. Что я мог сказать? Я угодил за решетку за распространение наркотических веществ класса А на территории университета Алабамы, в процессе чего чуть не лишил своего брата возможности попасть в НФЛ. А, верно, ты ведь не знаешь. Мой брат – Остин Карилло, который играет в команде «Сихокс» под восемьдесят третьим номером и считается одним из лучших ресиверов в стране. На данный момент. Несколько лет назад я состоял в уличной банде, торгующей наркотиками. И продал немного гребаной дури игроку «Тайд», и у того случился передоз. Так что мне дали десять лет. Но я вышел из тюрьмы пару недель назад, отсидев лишь половину срока, потому что сдал властям крупного поставщика наркотиков.

Конечно, я не мог ей этого поведать, поэтому ответил:

– Так пожелал Вин. А я предупредил, что не стану иметь дело с людьми. В остальном же пусть делает что хочет.

Склонив голову набок, Элиана внимательно посмотрела на меня.

– А где и как вы познакомились с Вином? Представить не могу, что вы вращались в одних кругах.

Если бы она только знала.

В ожидании ответа Элиана подалась вперед.

– Поблизости от них.

– Поблизости? – переспросила она.

– Поблизости, – повторил я немного тверже, убеждая, что говорю серьезно.

Откинувшись на спинку стула, она снова принялась за еду, лишь тихо заметив:

– Ты и в самом деле меня заинтриговал, Эльпи.

Я нахмурился.

Должно быть, она заметила выражение моего лица, потому что добавила:

– Твои скульптуры просто поражают меня трагической красотой. – От этих ее слов внутри все сжалось. Трагическая красота…

Элиана отложила круассан и усмехнулась.

– Я помню, как в первый раз увидела фотографию одной из твоих скульптур. В журнале была статья о Вине Галанти, и он все время говорил лишь о своем протеже, таинственном затворнике Эльпидио. Тогда он позаимствовал одну из твоих работ для музея «Метрополитен», где проходила выставка современных мраморных статуй. На ней представлялись творения скульпторов, которые все еще по старинке пользовались молотком и долотом. – Взгляд Элианы стал рассеянным, она принялась катать по столу, собирая вместе, сахарные гранулы, выпавшие из пакетика, который она прежде крутила в руках. – Вин представил твою первую работу, единственную, что на тот момент я видела на фотографиях. – На ее губах появилась легкая улыбка. – Она и по сей день остается моей любимой.

Я знал, о чем она говорила. О единственной скульптуре, на которую я и теперь едва ли мог спокойно смотреть.

– Ангел… – произнесла она, и в голосе девушки ясно слышалось, насколько ее зацепила эта статуя.

Я ждал, что меня накроет волной скорби. Так случалось всегда, стоило мне подумать об этой скульптуре и о том, что она означала.

Но ведь Элиане нравилась эта работа, из всех моих творений девушка больше всех любила именно ее. Подобные слова вызвали во мне… гордость… смущение… И чертовски удивили.

Поразительно, что из всех созданных мною скульптур Элиана больше всего оценила ту, что я посвятил маме.

– Я находилась в Остине, в Техасе, в Музее искусств Блантона, но, узнав, что твоя скульптура будет в «Метрополитене», прыгнула в самолет и улетела на сорок восемь часов, только чтобы взглянуть на нее вблизи. – Она рассмеялась. – Вообще-то, чтобы получить эту работу, я проделала то же самое.

На ее щеках вновь вспыхнул румянец. Но теперь я наслаждался тем, как она опускала глаза, краснела или тихо вздыхала. Я просто наслаждался Элианой, и точка.

– Знаю, это звучит глупо, Эльпи, но, увидев твоего ангела, я изменилась. Не знаю, что это было, но… но… Хотя, неважно, – смущенно проговорила она.

– Скажи, – хрипло велел я. Мне и правда хотелось услышать конец этой гребаной фразы. И понять, что же в моих скульптурах могло так ее тронуть.

Элиана судорожно вздохнула, но, подняв на меня взгляд карих глаз, проговорила:

– Я почувствовала тебя. Уловила в каждом его изгибе. Мне показалось, что я заглянула тебе прямо в душу. Я ощутила любовь, которую ты вложил в эту скульптуру… И переосмыслила всю свою жизнь… Мне захотелось большего… Это трудно объяснить.

Я резко втянул воздух и, подняв руки, потер глаза.

– Элиана… – прорычал я. Но не злость была тому причиной. Просто она говорила о том, чего я не заслуживал… И во что ей не стоило ввязываться.