замком епископ Альберт пожаловал от щедрот своих молодого «брата-рыцаря», надевшего на себя белый плащ Христова воинства.

Совсем ещё недавно этот замок принадлежал язычникам ливам. Однако под давлением крестоносцев они были вынуждены покинуть и свои деревни, и замок и уйти в лесные трущобы, туда, где до них не дотянутся ни меч, ни крест. Так Даниил обзавёлся хозяйством, а в силу того что рыцарям быстро присваивали имена их владений, он стал гордо именоваться Даниилом фон Леневарденом.

Надо отметить, что от самого своего основания орден Братства воинства Христова имел репутацию недисциплинированного. Неповиновение и своеволие слишком часто встречались в среде крестоносцев. Возможно, потому, что лучшие из лучших записывались в более престижный Тевтонский орден. Меченосцы выбирали из того, что осталось, поэтому не привередничали, и первыми, кто записался в орден братьев меча, были рыцари, подобные Даниилу. Напялить белый плащ с красным крестом было делом нехитрым, соблюдать данные при вступлении обеты куда сложнее. Неслучайно первый магистр ордена Вино фон Рорбах пал не от руки язычника в борьбе за веру, а лишился головы в прямом смысле слова от рук собственного собрата. Но история убийства Рорбаха нас не касается, поэтому обойдём её стороной.

Вернёмся к Даниилу. Активный и хваткий, характер он имел вздорный и грубый. К тому же умом не блистал. Лицом же он смахивал больше на барсука. Глаза у него были маленькие, недружелюбные и смотрели всегда исподлобья. С ним старались не связываться. Как и все рыцари ордена, Даниил был до чужого добра большой охотник. Среди братьев ордена вообще собралось немало авантюристов и охотников за наживой. Неслучайно боевым кличем рыцарей-монахов было: бери, грабь, бей! Это рыцарю подходило. Для его ушей не было слаще звука, чем звон пятаков. Он был голодным, как волк, и ему осточертело смотреть, как другие живут хорошо, когда он по целым дням не слезает с седла, когда возвращается выжатый как лимон. А где награда за риск? Рыцарь искал выгоды личной. Деньги. Или власть. Или имущество, что в сущности одно и то же. Обет бедности, что он когда-то давал, вступая в братство, был уже давно забыт. Не смотреть на чужое добро и даже не сметь думать о нём — это же несказанная мука! А здесь, на краю мира, без этого тягот довольно. Зачем же увеличивать свои мученья, которых и так пруд пруди? За любой труд положена награда, а за подвиг воздаяние, будь ты хоть монах, хоть рыцарь-монах. Это по справедливости. Это по-нашему, по-христиански. А идея, она хороша, когда нет ничего другого в перспективе. Идей не наешься. Про стыд и совесть Даниил позабыл, рано поняв, что с ними счастья не найдёшь и шубы из морали не скроишь.

Такие вот «проповедники» и стали распространять имя Христа среди язычников. Каждый из них про себя, втайне, думал, что рыцари — это венец природы, и когда Бог захотел создать настоящего мужчину, которому позволено будет владеть этим несовершенным миром, он создал рыцаря.

В «Рифмованных хрониках», призванных увековечить деяния ордена меченосцев, появляется следующая запись: «Господь с каждым днём всё увеличивал дружину братьев рыцарства, и стали они думать, что, сообразно росту их числа и трудов, должны возрастать имущество и владения их». Что должен был возразить на эти непомерно разрастающиеся требования воинов-монахов, давших обет бедности, епископ? Ответ можно найти во всё той же хронике. «Отечески заботясь о людях, которые днём и ночью стеной стояли за дом божий, и стремясь увеличить их число, епископ решил вознаградить их за труды и расходы». Дальнейшие действия борцов за веру не вызывают удивления.

Раздор между королём Кукенойса и рыцарем Даниилом из Леневардена, по словам Генриха Латвийского, возник быстро. Как умелый хронист он уместил все свои выводы в одну строку. «Этот король причинял много неприятностей людям Даниила и, несмотря на неоднократные увещевания, не переставал их беспокоить». Но беспокойство беспокойству рознь. Если и была такая причина и Генрих о ней знал, то умолчал, покрывая соотечественника. Вячко был человек слова и не стал бы нарушать за здорово живёшь мирный договор, а вот братья-рыцари были проказники и провокаторы известные. Но люди почему-то охотно верят плохому, даже без всяких доказательств.

Пограничные дрязги были для Вячко привычными буднями. Рыбу ловили не там, охотились не на месте, ягоды залезли собирать на чужую территорию, коровы границу перешли у реки. Так ведь за всем не уследишь. Вся эта история не стоила выеденного яйца. Чего тут было нагнетать и из чего раздувать пожар вражды, непонятно? Подобные конфликты гасятся в секунду. А Даниил вдруг завёлся, как человек, которому наступили на больную мозоль.

Причина у рыцаря была одна. Прибалтика маленькая, земли на всех не хватает, вот и решил Даниил устроить свои дела за счёт соседа, у которого хозяйство было уже отлажено. А потому высасывал из пальца обиды.

Второй раз плыть в Ригу, чтобы пожаловаться на своевольного соседа, Вячко не стал. Такой подход был ему чужд. Рыцарь Даниил из Леневардена действовал как раз наоборот. Он готовил почву заранее и жалобы слал в резиденцию епископа непрестанно. Эти листы должны были послужить ему некоим оправданием в будущем, когда откроется то, что сиятельный рыцарь задумал. А задумал он такую пакость, которую про себя именовал не иначе как геройством, такое безрассудство, на какое ему разрешение никто не даст. Поэтому благородный фон Леневарден решил действовать втихомолку. То есть не спросясь. Как всегда, в запланированном им «подвиге» главным стало скрыть его до времени от начальства. Если победит, причину для столь откровенной провокации всегда можно найти. А не повезёт, зная Вячко, журить будет некого.

Немцы, они что тогда в 1200-м, что в 1941-м, действовали стандартно, как под копирку. Напали внезапно, без предупреждения, на рассвете, когда утренний сон сладок и никто не ждёт. Такое вот получилось 22 июня 41-го года в разрезе минимализма.

Для нападения меченосцы выбрали один из самых светлых христианских праздников, той самой религии, которую они и несли в языческие народы. Видимо, брат-рыцарь решил действовать под единственным знакомым ему по Святому Писанию девизом: превращу праздники ваши в плач и песни ваши в рыдания.

Пасха, весна, настроение что надо. Народ гуляет и радуется. Наконец можно вдохнуть полной грудью и расслабиться. Сердце поёт. Как комментирует Генрих Латвийский — в Кукейносе начались попойки. Пущай злословит. Каждый празднует как умеет, а русские славны не одними попойками, ну да что с немца возьмёшь. А что касается выпить, так это никому не запрещается, разве что в