— Тебе не нужно извиняться. У тебя амнезия. Если хочешь, можешь задавать мне любые вопросы, и я постараюсь тебе на них ответить.

— Спасибо тебе. Это как раз то, что мне сейчас нужно.

В течение следующих тридцати минут Ричард рассказывал Розалинд о ее работе в университете, о ее исследовании и прекращении его финансирования.

— Когда твою работу перестали финансировать, мы все пришли в ярость. Нам тебя не хватало. Переписываться в мессенджере — не то же самое, что пить с тобой пиво в пабе.

— Мы с тобой ходили в паб?

— Да, и хорошо проводили время. Но твоему мужу это, похоже, не очень нравилось.

Чутье подсказывало Розалинд, что Ричард прав. Было очевидно, что они с Томасом терпеть друг друга не могут.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что Томас, должно быть, раскаивается? В чем он передо мной виноват?

— То, что ты услышишь, тебе не понравится, — предупредил ее Ричард после небольшой паузы.

Внутри у Розалинд все оборвалось, но она запретила себе поддаваться панике.

— Находиться в неведении гораздо хуже. Расскажи мне все, что тебе известно.

Полтора часа спустя Томас вернулся домой. Он быстро провел видеоконференцию и ясно дал понять своим подчиненным, что его следует беспокоить только в случае национальной катастрофы.

— Я дома! — крикнул он, закрывая входную дверь. Ответа не последовало. — Розалинд?

Верхней одежды миссис Фейсон и Мэдди в шкафу не было, и он предположил, что они снова пошли в парк.

Поднявшись на второй этаж, Томас обнаружил, что дверь спальни Розалинд закрыта, и забеспокоился. Повернув ручку, он открыл дверь и медленно вошел внутрь.

Шторы на окнах были задернуты. Розалинд лежала на кровати, накрыв ладонью глаза.

— Рози? — прошептал он.

— Я не сплю, — пробормотала она в ответ.

Подойдя ближе, он сел на край кровати и спросил:

— Мигрень?

— Какой ты наблюдательный.

Услышав в ее тоне раздражение, он решил, что причина в мигрени.

— Тебе что-нибудь нужно? Может, принести тебе воды или укрыть тебя одеялом?

— Мне нужны ответы на вопросы. После того как ты ушел, я еще кое-что вспомнила.

— Что ты вспомнила?

— Нашу с тобой ссору.

Его беспокойство усилилось, но он не подал виду.

— В этом нет ничего удивительного. Все супружеские пары ссорятся.

— Думаю, это было серьезнее, нежели обычная супружеская размолвка. Мы ссорились из-за твоей работы и твоего невнимания к семье.

Это был тот разговор, которого Томас так боялся. Поднявшись, он подошел к окну, но не стал раздвигать шторы, зная, что, когда у человека приступ мигрени, его раздражает свет.

— Мы действительно ссорились из-за моей работы, — ответил он. — Я говорил тебе, что мы планировали переехать в Лондон на время. Ни один из нас не был готов к тому, что мой отец не поправится, и мне придется много времени проводить в офисе. Между нами возникли кое-какие разногласия. Мы…

— Я разговаривала с Ричардом Синклером.

Ему следовало об этом догадаться.

— Уверен, он с большой охотой заполнил пробелы в твоей памяти.

— Что здесь странного? Ричард мой друг. — Розалинд пошевелилась, и матрац скрипнул. — Он сказал мне, что до моей аварии у нас с тобой были проблемы.

— Да, у нас были тяжелые дни.

— Не дни — месяцы. Ричард сказал, что после того, как ты возглавил отцовскую компанию, ты стал совсем другим человеком. Ты забыл обо всем, что было важно для тебя. Для нас.

— Я прилагал все усилия, чтобы спасти семейный бизнес. Я делал это ради Мэдди.

— Полагаю, когда ты в следующий раз будешь недоступен, наша пятилетняя дочь придет в восторг, узнав, что у нее есть деньги в банке.

Томас резко повернулся.

— Не смей даже предполагать, что я был недоступен. Я был с вами каждый день в течение шести месяцев, о которых сейчас идет речь. Вижу, твой друг Ричард плохо тебе помогает с восстановлением памяти.

Розалинд сидела, прислонившись к изголовью кровати и сложив руки на груди.

— Ты в последнее время смотрел на фотографии на каминной полке?

Внезапная смена темы и тона сбила его с толку. Она говорила с ним тем же спокойным тоном, который всегда использовала, когда пыталась донести до него что-то важное.

— В последнее время нет. Почему ты спрашиваешь?

— Вспомни крайнюю слева, на которой мы втроем. Мэдди на ней в светлом платье.

Разумеется, Томас ее помнил. Это было их последнее семейное фото перед исчезновением Розалинд.

— Конечно, я помню эту фотографию. Она сделана на прошлую Пасху.

— Я рассматривала ее сегодня и сравнивала с другими. На ней мы с тобой выглядим несчастными.

— Но мы на ней улыбаемся.

— Мы позируем перед камерой. Наши губы улыбаются, но глаза у нас обоих грустные.

Томас не стал возражать, потому что она была права.

— У меня такое же выражение лица на фотографиях в твоем телефоне, которые ты мне показывал.

Он хорошо помнил благотворительное мероприятие, во время которого были сделаны те снимки. Розалинд была удивлена тем, что он на него пришел. Ему показалось, что она тогда даже возмутилась.

— Томас, мне нужно задать тебе вопрос. — Она встретилась с ним взглядом. — Насколько серьезными были наши проблемы?

Может, ему уклониться от прямого ответа? Попытаться выиграть еще немного времени?

Нет, он не мог этого сделать. Они с Розалинд обменялись брачными клятвами. Он обещал любить и уважать ее. Его жена заслуживает знать правду, какой бы горькой она ни была.

— Они были очень серьезными, — ответил он.

— Спасибо за честность. Я с самого начала подозревала, что ты что‑то недоговариваешь. Розалинд уже знала правду, но признание Томаса глубоко ее ранило.

После разговора с Ричардом у нее не осталось никаких сомнений в том, что ее брак трещал по швам. Он сказал ей, что Томас был трудоголиком, для которого работа всегда была важнее семьи. Томас быстро заново привык к роскоши, которая окружала его с детства, и ему стало наплевать на то, что Розалинд предпочитала вести скромный образ жизни.

— Всякий раз, когда я упоминала о Камбрии, я замечала, как мрачнеет твое лицо, — продолжила она. — Я думала, что мои слова вызывают у тебя неприятные воспоминания, но на самом деле ты не хотел говорить об этом месте, боялся, что я вспомню о своем желании с тобой развестись.