– Вы хотите сказать, что следы моих рук могли остаться на револьвере?

– Не «могли остаться», а остались, – веско заметил Кошкин, – так что будем надеяться, что убийце не придет в голову снимать с револьвера отпечатки.

Я чувствовала себя хуже некуда и, чтобы хоть как-то реабилитироваться, поспешила объяснить:

– Я взяла револьвер в руки, чтобы рассмотреть выгравированные цифры на нем, – я назвала пятизначное число, которое было на рукоятке.

– Вы запомнили серийный номер револьвера? – Кошкин был удивлен и недоверчив.

– Да, и, кажется, я могу опознать марку – это был «бульдог» – маленький револьвер с широким дулом и рукояткой… как клюв у попугая.

– Это и правда похоже на «бульдог», – пробормотал Кошкин. – Лидия Гавриловна, вы находка, а не свидетель!

Он торопливо записывал цифры в блокнот, а я, воодушевленная похвалой, решилась продолжить:

– Степан Егорович, еще я подумала, что при выстреле должно выброситься большое количество пороха, ведь так?

Кошкин кивнул, и я заметила, что он, кажется, понял, к чему я веду:

– Порох этот должен был осесть на одежде стрелявшего – на рукавах и манжетах, в особенности. Так вот, я думаю, что вы вполне имеете право в интересах следствия изъять одежду у главных подозреваемых. Порошинки ведь довольно крупные, их будет видно под лупой. Вы сможете это организовать?

Кошкин поразмыслил немного и снова кивнул. Хотя и ответил с сомнением:

– Вы не думали, что мы можем этим спугнуть убийцу? Ведь, как я понял, главная цель у нас не просто вычислить стрелявшего, а найти и заставить говорить Сорокина.

– Думаю, Сорокин, если он здесь, гораздо более насторожится, если увидит, что полиция совсем не ищет убийцу. Он знает, что следствие ведется, и наверняка готов к этому.

Кошкин снова сделал пометки в блокноте, но прекращать разговор не спешил. Наоборот, вел себя так, будто главное сказать еще предстояло.

– Есть еще кое-что, Лидия Гавриловна, – не глядя на меня, говорил он. – Возможно, мне стоило с этого и начать, но я боялся, что вы разволнуетесь, и разговора у нас не выйдет.

– Что-то случилось? Что-то с дядей?

– Нет, с графом Шуваловым все хорошо, я о другом. Вы знаете, наверное, что параллельно с ведомством Платона Алексеевича в Генштабе действует и масса других ведомств. В том числе и контрразведка?

Вообще-то я об этом понятия не имела, но все равно кивнула со знанием дела – крайне неохота было признавать себя столь неосведомленной в который раз.

– Так вот, – продолжил Кошкин, – на днях они схватили в Петербурге человека, который оказался сотрудником британской разведки. Его допросили, но он оказался крайне мелкой сошкой, всего лишь связным. Зато сдал несколько своих подельников. Один из них, к сожалению, уже ушел из России, второй погиб при задержании, а третий… – он поднял на меня взгляд, – задержанный сказал, что у него сейчас какая-то операция в Москве. Этого «третьего» ищут пока не очень активно – неизвестно, как давно он в Москве, где его искать, и вообще – правду ли сказал задержанный. Платон Алексеевич получил эту информацию неофициально, но посчитал, что вы должны знать.

Мы условились с Кошкиным, что больше разговаривать на рабочие темы здесь, в доме на Пречистенке, не будем, а новую встречу назначили завтра – в шесть часов дня в Ботаническом саду. В это время там полно людей самых разных сословий и можно будет затеряться.

Еще не вполне усвоив новость о британском агенте в Москве, и не поняв, что мне с этой новостью делать, я так же незаметно покинула гостиную. Мыслей и догадок относительно этого агента у меня было масса, но ни одна из них не подкреплялась доказательствами, и я не спешила пока делать какие-либо выводы.

В конце концов, я здесь не для того, чтобы искать агентов – мне нужно вычислить убийцу Балдинского! А для этого, во-первых, нужно понять, кто забрал револьвер из фортепиано. Потому я решила наведаться в кухню.

Там горел свет, но ни звука не доносилось – я кашлянула, оповещая о своем приближении и не ошиблась: когда вошла, у самовара, чинно попивая чай с баранками, сидели Аннушка и Федор.

– Вечерок добрый, Лидия Гавриловна, почаевничаете с нами? – Анна, будто и впрямь рада была моему появлению, вскочила, чтобы достать третью чашку.

– Нет, благодарю… – я поздоровалась с Федором и тихонько спросила у горничной: – Аннушка, вы сегодня в гостиной ничего случайно не находили? – я тщательно наблюдала за ее лицом и, лишь убедившись, что на нем нет и тени замешательства, уточнила: – Георгий Павлович запонку потерял. Серебряную с бирюзой.

– Ах, запонку?! – она подскочила на месте, отерла руки о передник и принялась искать в ящике. – Находила-находила, я так и думала, что это он потерял! – и добавила, – а еще вот, пардон муа, чулок нашла женский. Кто это, интересно, у нас такая «маша-растеряша»?

Федор многозначительно хмыкнул, а Анна бросила на него укоризненный взгляд, хотя видно было, что и ее ситуация забавляет не меньше. Совсем не похоже было, что она нашла револьвер. Я решила подойти с другой стороны:

– Ясно… Елена Сергеевна еще велела узнать: не заходил ли кто днем, пока их не было?

– Почтальон заходил, – вздохнув, начала перечислять она, – молочник потом еще… а из господ только Стенин заезжал.

– Стенин? – заинтересовалась я.

Денис Ионович, бывало, что захаживал к нам вот так, неожиданно, и в любой другой день я бы не обратила на этот визит внимания. Вот только Стенин прекрасно знает, что по средам Полесовы обедают у Курбатовых. Так зачем приезжал?

– Говорит, поддержать хотел после вчерашних событий, – пояснила мне Аннушка. – Думал, вдруг от расстройства господа в гости сегодня не поехали.

– И долго он пробыл здесь?

– Да и двух минут не пробыл: на пороге только постоял, узнал, что господ нету, да и убрался.

Похоже, что в гостиную Стенин войти не мог…

Оставив Анну с Федором наедине, я собралась, было, уже уйти к себе, чтобы спокойно поразмышлять над имеющимися у меня фактами, но вспомнила, что в этом доме я вроде как гувернантка – обучаю детей. Так что мне нужно еще проверить их домашнее задание, до которого из-за вчерашнего бала и последующего убийства у меня до сих пор не дошли руки. Пришлось идти в классную.

Работу Мари я открывала с трепетом. Я давно уже не задавала ей сочинений на вольнее темы, но даже когда тема была определена мною вполне четко, эта девица умудрялась уйти от нее столь далеко, что я сама забывала, что задавала. К примеру, в сочинении на совершенно безобидную казалось бы тему «Мои планы на выходные» Мари написала, что намерена провести их, сравнивая натурфилософию Демокрита с натурфилософией Эпикура – изложила мне основные тезисы каждого из этих мыслителей, план сравнения и их научную актуальность… За это вполне можно было бы поставить хорошую отметку, невзирая даже на орфографию и стилистику, если бы Мари не растянула свое сочинение на двадцать страниц пустого умничанья и демагогии. В итоге, когда я закрыла ее работу, у меня было такое ощущение, что мой мозг вынули, хорошенько прополоскали в мутной воде и залили обратно…