Разумеется, он хотел рано или поздно наладить свою семейную жизнь. Вот уже шесть недель, как между нами не было физической близости. Махтаб не могла скрыть от него своей неприязни. По-видимому, Махмуди, тронувшись разумом, вынашивал фантазии, что в один прекрасный день мы заживем в Иране полноценной жизнью. Существовал только один способ усыпить его бдительность: заставить поверить в то, что я разделяю его планы и принимаю его решение остаться в Иране.

В то же время меня одолевали сомнения. Ведь борьба за свободу потребует от меня высочайшего актерского мастерства. Во что бы то ни стало я должна убедить Махмуди в том, что по-прежнему его люблю, хотя в действительности желала ему смерти.

Я приступила к осуществлению своего замысла на следующее же утро. Впервые за несколько недель я уложила волосы и подкрасилась. Я надела красивое пакистанское платье – хлопчатобумажное синее, присборенное внизу. Махмуди сразу же заметил перемену и, когда я сказала, что хочу поговорить, согласился. Мы вышли на задний дворик к бассейну, где нам не могли помешать.

– В последнее время я плохо себя чувствую, – начала я. – Теряю силы. Даже не могу написать собственное имя. – Он кивнул в знак искреннего сочувствия. – Я больше не буду принимать таблетки.

Махмуди не возражал. Как остеопат он был принципиально против злоупотребления лекарствами. Он объяснил, что просто хотел помочь мне пережить трудный момент. Но, по-видимому, этот момент уже миновал.

Меня приободрила его реакция, и я продолжала:

– Наконец-то я созрела для того, чтобы принять жизнь в Тегеране как должное, и хочу наладить наш быт. Жизнь должна войти в нормальное русло. – Махмуди насторожился, но я не отступалась: – Однако для того, чтобы это получилось, мне нужна твоя помощь. В одиночку у меня ничего не выйдет, в этом доме – тоже.

– Придется приспособиться, – сказал он, чуть повысив голос. – Амех Бозорг моя сестра. Я ей многим обязан.

– А я ее терпеть не могу, – вспылила я. У меня из глаз хлынули слезы, и я, потеряв контроль над собой, излила то, что было у меня на душе: – Я ее ненавижу. Она грязнуля, неряха. Когда бы я ни вошла на кухню, кто-нибудь ест прямо над плитой, чуть ли не сплевывая обратно в кастрюлю. После того как здесь пьют чай, никогда не моют чашки, в еде жуки, в рисе черви, в доме стоит вонь. И ты хочешь, чтобы мы так жили?

Это было моей ошибкой – я разозлила Махмуди и тем самым все испортила.

– Мы будем жить здесь, – прорычал он.

Мы ссорились почти все утро. Я пыталась открыть ему глаза на всю степень запустения, царившего в доме Амех Бозорг, но он упорно защищал свою сестру.

Наконец, увидев, что мой план провалился, я постаралась взять себя в руки и изобразить покорную жену. Краем подола я утерла слезы.

– Пожалуйста, – проговорила я, – поверь, что я желаю тебе счастья. И хочу, чтобы была счастлива Махтаб. Прошу тебя, помоги мне. Если мы собираемся начать новую жизнь здесь, в Тегеране, ты должен забрать меня из этого дома.

Примирительный тон возымел свое действие. Махмуди понимал, что я права, но не знал, как угодить и жене, и сестре одновременно.

– Нам некуда переехать, – сказал он. Я была к этому готова.

– Поговори с Резой, может быть, он позволит нам поселиться у него.

– Тебе же не нравится Реза.

– Нет, нравится, все это время он был со мной очень мил. Ассий тоже.

– Что ж, – сказал Махмуди, – попробую, правда, не знаю, что из этого получится.

– Но ведь он уже несколько раз приглашал нас погостить.

– Всего лишь тараф. Он говорил это просто так. Тараф – это пустые предложения, высказывающиеся исключительно из вежливости.

– Ну и пусть, – сказала я, – а ты воспользуйся его тарафом.

Я капала Махмуди на мозги несколько дней. Он видел, что по отношению к его семье я стала вести себя дружелюбнее. После того как я прекратила принимать успокоительные, у меня улучшилось настроение и окрепла решимость выполнить стоявшую передо мной рискованную задачу. Наконец Махмуди сообщил мне, что сегодня вечером к нам приедет Реза, и позволил мне поговорить с ним относительно нашего переезда.

– Конечно, приезжайте, – сказал Реза. – Только не сегодня. Сегодня нас не будет дома.

Тараф.

– А завтра? – не отставала я.

– Завтра пожалуйста. Я возьму у кого-нибудь машину, и мы за вами заедем.

Тараф.

Махмуди разрешил мне взять с собой самый минимум одежды из нашего скудного гардероба. Мало того, что Амех Бозорг ненавидела меня всей душой, так теперь она еще была и глубоко оскорблена нашим намерением съехать. Оставляя большую часть вещей в ее доме, Махмуди давал понять, что у Резы и Ассий мы не задержимся. Однако целый день он старался не попадаться сестрице на глаза.

Было уже десять часов вечера, а Реза все не появлялся, тогда я уговорила Махмуди позволить мне ему позвонить. Когда я набирала номер, Махмуди стоял у меня за спиной.

– Мы тебя ждем, – сказала я Резе. – Что же ты не едешь?

– Да мы тут заняты, – ответил он. – Заедем завтра.

Тараф.

– Нет, до завтра я ждать не могу. Нам бы очень хотелось приехать сегодня.

Реза наконец понял, что ему не отвертеться.

– Хорошо, еду, – сдался он.

Я готова была броситься вон, как только Реза показался в дверях, но прежде он хотел пообщаться со своим семейством. Переодевшись в домашнюю пижаму, он пил чай, ел фрукты и вел нескончаемые беседы со своей матерью, Амех Бозорг. Ритуал прощания – объятия и поцелуи – занял не меньше часа.

Когда мы выехали, было уже за полночь; через несколько минут машина остановилась в небольшом переулке перед двухэтажным особняком, совладельцами которого были Реза и его брат Маммаль. Реза, Ассий, их трехлетняя дочурка Мариам и четырехмесячный сынишка Мехди занимали первый этаж. На втором этаже жили Маммаль, его жена Нассерин и их сын Амир.

Мы застали Ассий за уборкой дома – теперь мне стало ясно, почему Реза так задержался у Амех Бозорг. Они вовсе не ждали гостей, надеясь отделаться тарафом. Однако Ассий встретила нас очень тепло.

Было уже так поздно, что я сейчас же отправилась в отведенную нам спальню и переоделась в ночную рубашку. Деньги и записную книжку я спрятала под матрац. Затем, когда Махтаб, устроившись под одеялом, уснула, я привела в исполнение следующий этап своего замысла.

Я позвала Махмуди в спальню и, нежно дотронувшись до его руки, сказала:

– Спасибо за то, что привез нас сюда. Я люблю тебя.

Он нежно меня обнял, ожидая дальнейшего поощрения с моей стороны. Ведь прошло уже шесть недель. Я прижалась к нему, подставив губы для поцелуя.

Последующие несколько минут все, на что я была способна, – это сдерживать рвотные позывы, однако каким-то образом мне удалось разыграть наслаждение. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! – повторяла я про себя все время, пока длился этот кошмар.