— Пойди картошку выключи, сгорит. И чай поставь. Мы с папой сейчас придем.

Ольга умница. Бинтует руку и даже не спрашивает, что и как случилось. В глазах только слезы. Он целует ее в макушку:

— Я заработал сегодня немножко и завтра еще принесу.

У нее вздрагивают плечики. Она устала с ним, как же она с ним устала, думает Мишка и гладит здоровой рукой ее волосы.

— Оля, наклевывается работа, честное слово, наклевывается...

И тут раздается звонок в дверь, тотчас второй, третий.

Оля поднимает глаза:

— Не по твою душу? Ничего не натворил?

— А черт его знает...

Жена идет открывать дверь, Мишка следует за ней, и Олежка тоже в коридор выбегает.

В проеме двери — милиционер.

— Этот? — спрашивает кого-то, кто за его спиной.

В комнату заходят юная девчушка, поцарапанная, в синяках, и женщина лет сорока пяти.

— Он, — говорит девчушка, а женщина, нечаянно толкнув Ольгу, бросается к Мишке. Ольга повисает сзади на ней:

— Да вы что! Что случилось! Миша не мог это сделать!

Женщина дородна, крепка, Ольгу вроде бы и не заметила. Обняла Мишку:

— Господи, ты ж нам дочку спас, да спасибо ж тебе!

— А вы говорите, не мог, — улыбается милиционер растерявшейся Ольге. — Еще как смог. Нам этих скотов только подобрать осталось, даже разбежаться не смогли. Мама девочки настояла, чтоб мы сразу спасителя навестили.

— Все, что вам нужно, все, что нужно... Она ведь одна у нас... Вы не стесняйтесь, я сумею отблагодарить, — плакала женщина.

— Ничего нам не надо, пойдемте чай пить, — сказала Ольга.

А Олежка, подбежав, обнял Мишку за ногу:

— Это мой папа.

— Так я это сразу и понял, — серьезно ответил ему милиционер.

2

Электричка рабочего дня была полупустой. В вагоне, где ехал Андрей, сидело всего человек десять. Можно было усесться удобней в угол и вздремнуть, но каждые пять минут заходили с объемными сумками торгаши и предлагали товары. Поспи тут попробуй.

Вот из тамбура появляется тетка. Видит же, что одни мужики сидят, а все равно: «Колготки французские, любых размеров, с орнаментом»...

Идет по проходу, даже не глядя на пассажиров, выкрикивает, словно у нее на диктофоне речь записана...

Ее сменяет продавец газет:

— Программа на неделю, юмор, кроссворды, громкое убийство, крокодил в Неве... Покупаем, коротаем время с хорошей газетой!

Это уже веселее. Время действительно нужно скоротать.

— Мне про крокодила, пожалуйста...

Андрей мельком пролистывает «толстушку» в поисках материала об африканском чудище на северной реке, и вдруг взгляд его цепляется за что-то знакомое. Крохотный снимок, не больше паспортного, в разделе «Услуги, знакомства». Девочка с обнаженными грудями манит читателя пальчиком. Она похожа на Настю. Та же прическа, тот же цвет волос. Под снимком текст:

«Для состоявшихся джентльменов. Скучно? Звоните. Не пожалеете ни о чем!!! Настя».

3

Валерий Иванович Щербина, наверное, в любой компании и сразу оказывался в доску своим. Вот и сейчас, едва переступив порог кабинета Панина, он уже давал распоряжения секретарше:

— Юлечка, нам два кофе! И галеты. В этой конторе есть галеты?

Потом, переставив стул так, чтоб сидеть с Вадимом плечом к плечу, подполковник чуть ли не на ухо стал ему рассказывать:

— Мы интересные факты накопали. Тот, которого фээсбэшники в лодке пристрелили, на заре туманной юности имел дела и с твоим шефом, и с Аланом.

— На заре комсомольской юности? — спросил Вадим.

— Позже. Когда комсомол приказал долго жить, они что-то там покупали, продавали, на барахолке в Лужниках палатки рядом держали.

— Это почти ни о чем не говорит, Валерий Иванович. В Лужниках тогда чуть ли не вся нынешняя элита карьеру начинала.

— Это в целом, да. Но я же о частностях говорю...

Заглянула Юля:

— Вадим, Павел Романович приехали.

— Это кто такие? — спросил Щербина.

Панин ответить не успел.

В кабинет не вошел, а ворвался, как врывается сквозняк в распахнувшиеся двери при открытой форточке, Паша Бычков, гренадер по сложению, двадцати пяти лет, старлей, тот самый, который на моторке преследовал лодочника по Москве-реке.

— Вадик, наше вам! — за руку поздоровался с Паниным. — От отца низкий поклон, ждет на чай, обижается, что не заглядываешь. — Смотрит на Щербину, протягивает руку и ему. — Свои, надеюсь?

— Подполковник Щербина Валерий Иванович.

— Старлей Бычков Павел Романович.

Милиционер вскинул брови:

— Вы не сын генерала Бычкова? Который в академии?..

Павел тут же огорчился:

— Вот так всегда! Сразу — сын. А я сам по себе, Валерий Иванович! Те, которые сыны, — они на дипломатов учатся и банками руководят. Хотя я мог бы тоже куда угодно поступить — школу почти с золотой медалью окончил, между прочим.

— Физкультура небось подвела? — улыбнулся Панин.

— Шуточки у вас. А я, между прочим... Никто не войдет? — Посмотрел на дверь, потом махнул рукой. — Да ладно, пусть страна знает своих героев. Я вот что освоил, Вадим!

Бычков вытащил из кармана коробок спичек, поставил его на край стола, разулся, зажал одну спичку пальцами ноги, повернулся спиной к столу, потом с разворота взмах ногой — спичка чиркает по коробку, загорается, а коробок летит со стола.

— Круто, — сказал Щербина. — Такого я еще не видел.

Паша оказался падок на похвалу, ему тут же захотелось еще что-то продемонстрировать.

— А хотите, в металлический пятак с пяти метров всажу? — Он вытащил нож, показывает его Вадиму и Щербине. — Дамасская сталь, между прочим. Режет жесть, как масло.

— Ты пришел нож показать? — спросил Вадим.

— Нет, Вадик. Дело действительно серьезное. Охранника Алана мы вели, знали, что он встречается с человеком, чтоб деньги получить, хотели обоих повязать с поличным, но малость облажались. И лодочника, и охранника убил снайпер. Вот о его присутствии там мы и думать не могли!

— Уж это точно, — откинулся на спинку стула Щербина.

— Да и это ерунда, мы столько уже накопали, на такие факты вышли... О них пока рано говорить, но они скоро на всю страну зазвучат... А к тебе, Вадик, я вот чего забежал. Снайпер ствол оставил, любопытный такой ствол. «В-94», калибр 12,7. Мы его просчитали — он у вас был, на ваших складах. Времен Абрамова, которому ты бил морду.