Панину последняя фраза не больно понравилась:

— Это уже, вижу, стало достоянием новейшей истории.

— А то! История знает, что на скрижали заносить. Бога ради, Вадим, скажи, чего за ним водилось, за Абрамовым, а? Он тогда оружием не приторговывал? Не за это ты ему врезал?

— Без доказательств, Паша, женские сплетни получатся, а не серьезный разговор. Так что закроем эту тему.

— А сейчас где этот Абрамов? — спросил Щербина.

Панин опять с неохотой ответил:

— Меня он совершенно не интересует. А что касается оружия — тогда пожары на складах были, то молния, то замыкание, так что Абрамов мог быть и ни при чем.

— А меня интересует, — сказал Паша. — И вот тут, — постучал себя по лбу, — интересные данные по нему собраны. Пока я один их знаю, но...

Тут у него запел сотовый, и Павел Романович крикнул в трубку:

— Собирай людей, я бегу! — Уже накоротке попрощался с Вадимом и Валерием Ивановичем. — Еще увидимся и поговорим.

Щербина протянул ему свою визитку:

— Всегда к услугам коллег. — И заулыбался после того, как Бычков исчез за дверью. — Ему бы еще в Чапая играть.

— Только не заиграться, — мрачно добавил Панин. — Там река Урал была, между прочим...

Только Щербина ушел, как позвонил Станислав Викторович, попросил зайти.

На его столе стоял поднос с коньяком, шоколадом и ягодами.

— Угощайся, — сказал шеф, показывая на землянику. — Знаю, любишь.

— Люблю, особенно свежую да из хороших рук... Проблемы есть?

Стас неопределенно пожал плечами:

— Может, будут. У меня, Панин, сам знаешь: жены нет, сексуальная ориентация правильная, да еще комсомольское воспитание... В общем, красивых куколок не чураюсь, но есть одна женщина, мы с ней уже лет восемь знакомы, нередко в одной постели просыпаемся... И вот Женя, это имя ее, Женя вчера говорит: пошли какие-то странные звонки, поздно вечером, ночью. Я, говорит, думала, ты звонишь, Стас, Стас, — а в ответ молчание. Конечно, может, идиот какой-то, но в связи с тем, что сейчас происходит... Я не отвечаю на звонки Рассадина и Юле велел делать то же самое...

— Константин Евгеньевич знает вашу знакомую?

— Знает.

— И знает, что вы с ней сейчас встречаетесь? Она с ним какие-то контакты поддерживает?

— Никаких! Женя его и тогда не переваривала.

— По телефону она назвала ваше имя...

— Да... Вадим, я тебе уже говорил и еще раз повторю: ты лучше знаешь, кто тебе нужен, набирай в службу охраны людей, я положу им нормальные оклады. Чего тянешь?

— Ошибиться боюсь, Станислав Викторович. Тонкое это дело.

— У тебя что, друзей надежных нет?

— Есть, даже сверхнадежные. Но они свое уже под завязку получили, я их под пули больше не поведу. Где проживает ваша Женя?

Шеф протянул ему листок с написанным от руки адресом.

4

Гречихин ехал на сто второе собеседование. Ехал и смеялся над собой: в таком виде перед глазами экзаменаторов он еще не представал. Фингал под глазом, рука на перевязи, лицо поцарапано. Он, правда, честно предупредил, что не в форме, что желательно перенести встречу на другое время, через неделю хотя бы. Однако заместитель директора ресторана — кто ему, интересно, Мишкин телефон дал? — мягко, но настойчиво попросил прибыть сейчас же. «Пока открылась хорошая вакансия».

Это был тот самый заместитель, который стрелял на стрелковом стенде вместе со Стасом и Паниным. Тогда же он и пообещал Вадиму найти что-нибудь для его друга. А ныне, перед приездом Гречихина, докладывает своему начальнику:

— Товарищ чеченскую войну прошел, награжден.

— С виду как?

— Не знаю, но в спецназе, думаю, дохляков не держат.

— Это правильно, но ты же понимаешь, нам еще типаж нужен. Чтоб глазу приятно было. У нас клиентура особая, с улицы мало кто сюда попадет. Человек будет в костюме, бабочке...

Как раз на этих словах с кабинет вошла секретарша и, испуганно оглядываясь через плечо, доложила:

— Гречихин... Некто... Ждет.

— Проси, — сказал начальник.

Мишка вошел.

Заместитель, воспитанный, культурный человек, впал в прострацию:

— Мать же твою...

Мишка его понял и весело откликнулся:

— Я же предупреждал, что не в форме.

— Но не до такой же степени! До свиданья, товарищ Гречихин, до свиданья!

Главный же начал тихо смеяться уже тогда, когда Гречихин только появился на пороге. И видя, что тот собирается уходить, выскочил из-за стола:

— Нет, погоди-погоди-погоди...

5

— Дядя Вадим, а ты можешь не уходить? Вот прийти к нам и остаться?

Вадим, Лариса и Игорек сидят за столом, пьют чай. У Ларисы чашка при этих словах дрогнула, Панин сдержался, спокойно спросил:

— А зачем лично тебе это надо?

— Лично мне надо, чтоб ты меня в садик привел и забрал. И чтоб все тебя увидели.

Голос Ларисы тоже дрожит:

— Так, сын, или о чем-то другом, или... Или... Тебе спать уже пора!

Панин кладет ему ладонь на плечо:

— Вот когда у меня будет поспокойнее работа, а она обязательно будет...

Раздается зуммер сотового телефона, пришла эсэмэска. «В двадцать два тридцать жду на улице Булатной, 3, второй подъезд. Очень нужно! Павел Романович».

— А пока такие вот дела, Игорек, — говорит Панин и смотрит на часы.

От метро к Булатной надо еще ехать автобусом. Район этот Вадиму совершенно не знаком: вокруг вырыты котлованы новостроек, а рядышком с ними стоят заколоченные, с выбитыми уже стеклами, «хрущевки». По разбитому тротуару к нужному дому надо идти то ли заброшенным крошечным парком, то ли садом, который рос тут в некогда частных застройках. Вадим пожалел, что не взял фонарика: можно и ноги переломать.

На трассе, оставшейся за спиной, остановилась машина, знакомый голос окликнул его:

— Вадим, привет! И тебя Чапай взбаламутил? — Это подъехал Щербина: ему пришлось ловить частника. — Видно, захотел на троих сообразить, но место для этого выбрал, экстремал...

Панин поддержал шутку Валерия Ивановича:

— У них тут, видно, явочная квартира, где учатся ногами спички зажигать.

— А что, классно у него это получается. Вот из таких настоящие спецы вырастают. Я иногда жалею, что пятаки ножом протыкать не могу.

Нужный дом стоял в кромешной мгле, предназначался под снос, электричество от него уже отрубили, окна были заколочены, дверь тоже.