Вот тут, млин, уже все заржали, да так, что классуха присела от страха. Фигли, ей же надо за дерибасом бежать, раз такой облом и беспредел, а за дерибасом бежать самой страшно. Вдруг звездюлей накидает?

– Никого я не щупаю, – заблеял доходяга Лавров, а сам красный, как жопа после бани. Со мной он, ясный хрен, вязаться не стал.

– Вот видите, – сказал я. – Им насрать и на Беслан, и на всех других погибших. Но еще хуже то, Вероника Матвеевна, что вы нам врете, хотя сами знаете, что в Чечне все совсем не так. Вы повторяете всякую чушь, потому никто не слушает, только делают вид. Вы связки рвете, а они бутерброды под столами хавают и мечтают пойти трахаться поскорее…

Тут все смеяться перестали; наоборот, стало охренительно тихо. И кто-то присвистнул в тишине.

Потому что я сказал правду, млин. Вот так. А правду никто слушать не любит.

– Вот мы до чего договорились, я вам вру… – прошипела классуха, и я перепугался, что она сейчас взорвется. Она шипела, как змея или как перекачанный баллон. – Будь любезен тогда, приоткрой нам правду, если я вру. Умел нахамить – изволь отвечать за свое хамство.

Сдержалась она, короче. Я ее малость зауважал даже. Но тут заместо меня поднялся Лось и на пальцах ей все растолковал. Пока он трепался, я по классу глазами пошарил. Ни фига себе, не то что жрать, они словно дышать перестали. Вот такая песня, Оберст снова был прав. Он меня и научил, как говорить.

Надо задротам говорить правду в лицо, плевать им надо этой правдой в харю, лишь тогда они заткнутся и прекратят хавать свои йогурты под столами.

Наша правда – всегда с нами. Потому что мы – спасение белого человека.

Мы – закон природы.

Мы – дети, которым все дозволено.

– Это насчет Чечни… Короче, все фуфло! – рубанул Лось. – Все фуфло, и про зачистки, и про бабки, что туда посылают, и про бандитов. Погибло там намного больше народу, чем передают, и гибнут не по своей дури, типа, пошли гулять и на мину нарвались. Умирают пацаны, потому что им мозгоклювы, в погонах генеральских, развернуться не дают. Их подставляют постоянно. Потому что там натуральная война, а начальство делает вид, что совсем не война, а, типа, мелкий ментовский рейд. Пацанов посылают в окопах гнить, а как следует поджарить «духов» не дают. Ага, вдруг те заплачут, что случайно гражданского пришибли. Да нету там гражданских вообще, там все воюют, даже бабки старые! Нам врут, будто боевики в горах отсиживаются. Ага, ни хрена они не отсиживаются, там каждая собака знает, где кто живет, где оружие прячут, где нефть гонят, кому бошки отрезают, и все дела.

– И что же ты, Лосев, предлагаешь? – попыталась перехватить инициативу классная. Но Лося уже фиг удержишь, подкованный стал. Я им прямо, млин, загордился!

– А что тут предлагать? На фига делать вид, будто охотятся за мелкими ворами? Там война, так надо честно сказать – мы воюем, блин, и за каждого нашего бойца возьмем три шкуры…

– С кем война, Лосев? Очнись! Кто же наши враги? Ты сам сказал, что дети и старушки. Разве они достойные противники для солдат? Разве надо их мучить и убивать, чтобы выследить настоящих ваххабитов?

– Мучить не надо, – благородно повелел Лось. – Их надо отсюда всех выслать и в ихней Чечне запереть, а каждого, кто хоть раз с душманами завязался, – тех к стенке. И азеров, хачей всяких назад к себе отправить, не давать им тут хаты покупать и ларьки ставить!..

– Однако! – еще сильнее нахмурилась Матвеевна. – Ты призываешь отнять частную собственность, лишить коммерсантов денег, которые они зарабатывали десятилетиями?..

– Не фиг им тут делать! Пусть дадут русским коммерсантам заработать!

– Лосев, а ты не задумывался, что русские коммерсанты, если бы хотели, давно занялись бы такой работой? Возможно, им не нравится неделями трястись в грузовиках, платить милиции на каждом посту, чтобы довезти сюда фрукты…

– Это все лажа! – перебил я. – Просто звери всех ментов тут давно купили и замочат любого, кто сунется…

– Да какое право ты имеешь так обзывать людей?

Я Матвеевне улыбнулся, а Лось ее уже не слышал. Махал граблями и плевался, он вечно плюется, когда раскалится.

– Ага, и бабло… Бабки посылают, но в Москве знают, что их все равно чехи и генералы между собой поделят. А парней наших русских мочили и будут мочить, и всем по хрен, сколько народу там полегло. Что, не так скажете?! – Лось нехило завелся, точно искал, кому бы в щи сунуть. Он не может спокойно, когда его слушают. Заикается и торопится сказать, слюнями брызжет, чудик. И все равно, красиво базарил, даже, наверное, я бы так сказать не сумел.

Классуха малость на измену подсела, клыки спрятала, а глазенкахми подлыми – зырк-зырк, вдруг, типа, кто-то посмеет над учителем смеяться?

Ненавижу я гниду эту, и всех их ненавижу, с дерюгой вместе!

– Душманов не пять тысяч и не десять! – напирал Лось. – Там вся шобла, от мала до велика, на нас зуб точит. Так всегда было, пока Сталин их не поджарил. Вот Сталин страну держал…

И Лось погнал про Сталина.

А удоды наши заткнулись, слушали, однокласснички любимые, и классуха язык в жопу засунула. Потому что против правды не попрешь! Только я заранее предвидел, млин, чем вся эта шняга закончится. Я предвидел, но Лося тормозить не торопился, потому что мне уже по фигу стало. И позже, когда подлюга Матвеевна нас к дерибасу повела, якобы за сорванный урок, я ни хрена не волновался.

Класть я хотел на школу, где слова честного не услышишь!

Дерибас развонялся, мол, сколько можно, одни и те же фамилии слышу, не устали еще матерей своих мучить, и прочую пургу целый час нес. А Матвеевна погнала такую тему, что, мол, нам надо не в коллективе с детьми учиться, а топать куда-нибудь в закрытое военное училище, где таких нарочно собирают и муштруют…

– Это каких «таких»? – спросил Лось.

А я вдруг подумал, что Матвеевна, хоть и дура, иногда права. Ведь мы уже когда-то базарили с Оберстом насчет легиона. Собраться бы, правда, найти контору, которая вербует, и свалить отсюда на фиг!

– Вот таких, как вы, – развонялась классуха, – которым только и нравится кулаками махать!

Мы сидим, такие, с Лосем, переглянулись. Я говорю ему – слышь, баклан, что мы тут потеряли?

Ну, мы встали и пошли. У дерюги челюсть отвалилась; икает, ни хрена сказать не может. Выскочил за нами в коридор, шлакоблок тупой, крылами машет.

– Вернитесь оба!! – кричит.

– А зачем мы вам? – спросил Лось. – Вы же нас за уродов держите, да? На кой черт вам уроды? Учите тех, кто пойдет в блатные институты, кто пойдет лизать зад вашим депутатам, продавшимся черномазым и жидам! Оставайтесь с вашей сауной и с вашими конфетными складами в подвале! Пусть они вам телевизоры новые в кабинет покупают…