«Дзинннннь…»

Сергей печально качает головой.

«Звук совсем не тот, — шепчет он. — Ты обещала мне помочь…»

Веста кашляет — глотка прочищается, словно очистившаяся от шлака труба:

«Сережа…»

«Ты обещала, — с нажимом повторяет Сергей. По его бледному, как рыбье брюхо, лицу причудливо извиваются нити фиолетовых сосудов. Соединяясь и переплетаясь между собой, они образовывают на лице призрака гротескную паутину. — Я доверял тебе… А ты хотела рассказать наш секрет своему мужу…»

Веста растеряна.

Сергей раздвигает руки в стороны.

Поделка из скрипичных ключей и серебрянный молоточек заискрившись, внезапно тают, словно дым. Теперь руки ее брата пусты.

«Не убивай его, — шелестит он. — И никакой полиции».

Трещины на его лице становятся глубже, края отслаивающейся кожи заворачиваются, напоминая съежившуюся кору на дереве, которое объято пламенем. Чешуйки отмершей плоти, медленно кружась, бесшумно ложатся на палубу, прожигая плотный настил, и вскоре костлявую фигуру в измятом фраке окружают курящиеся струйки едкого дыма. Яхта постепенно тлеет, пожираемая горелой плотью Сергея.

Ноги композитора приподнимаются над палубой, изрешеченной черными обугливающимися дырами. Теперь Сергей в буквальном смысле парит в прокопченном воздухе.

Веста до крови закусывает губу.

«Не совершай больше таких ошибок», — выдыхает Сергей. Вся кожа с лица композитора слезла, и теперь на Весту глядит бесформенное сизое пятно, на котором холодно мерцают прозрачные глаза. Глубокие, большие глаза, такие же, как и у нее.

«У тебя все получится. Закончи то, что я начал», — скрежещет существо, висящее в воздухе. Контуры его тела быстро размываются, словно он погрузился под воду, а цвета обезличиваются. Будто кто-то невидимый торопливо стирал Сергея огромным ластиком, возвращая его туда, откуда он на несколько минут появился, — в долину мертвых. Спустя мгновенье он растворяется в воздухе, и слезящиеся глаза Весты успевают заметить лишь смутную тень сквозь черные клубы дыма.

Она села на диване, прерывистое дыхание с клекотом вырывалось из толстых губ. Потерла покрасневшие глаза, те оказались совершенно сухи. После этого Веста бросила взгляд на погребальную урну.

Теперь-то она знает, что делать.

* * *

— Па-а-авл-и-и-ик…

Стряхнув сонное оцепенение, Павел открыл глаза, с трудом приподняв потяжелевшую голову. Веста нависала над ним непомерной мясистой тушей, ее круглое бледное лицо было равнодушно-спокойным.

— Просыпайся, Павлик.

— Развяжи меня, — с усилием проговорил он. — У меня все онемело!!

— Ничего страшного, — мягко произнесла Веста. — Так бывает, когда человек связан. Скоро все закончится.

Ухватившись за ноги мужа, она выволокла его из душевой кабины и потащила в каюту. Посадила его на диван, словно куклу, затем села на колени перед ним на пол.

— Развяжи!.. — вновь заканючил Павел.

— Обязательно, — кивнула женщина. — Только чуть позже. Хочешь пить?

Он моргнул, не зная, что ответить. На самом деле пить он хотел давно, но его амбициозный характер не позволял так легко сдать позиции.

— Вижу, что хочешь, — сказала Веста. Оглянувшись, она взяла со столика открытую бутылку с минеральной водой и приблизила ее к губам супруга. Выдержать это испытание было непросто, и он, давясь и кашляя, принялся жадно пить, остановившись, лишь когда бутылка опустела.

— Ты голоден?

— Веста, прекращай это безумие, — осипшим голосом произнес Павел. — Это уже не смешно.

Веста кротко улыбнулась.

— А по-моему, ситуация забавная, — заметила она. — Мне жутко интересно, как дальше будут развиваться события.

— Где мы? Все еще возле буйка?

Женщина покачала головой.

— Мы отплыли примерно на восемь миль. А что? Ты все еще надеешься дождаться своего приятеля? Кстати, полагаю, он пытался дозвониться на мой телефон. Ведь ты звонил ему со своей сим-карты?

Павел промолчал.

— Ну не хочешь говорить, не говори. Между прочим, я не бросала якорь. Мы просто дрейфуем на волнах, и все, — продолжила Веста. — Как перышко. Куда ветер подует, туда и плывем. Туда-сюда, вправо-влево… Море волнуется раз!.. море волнуется два!

Она хихикнула, и Павел испытующе посмотрел на жену.

«Что-то изменилось».

Да.

Веста вела себя как-то необычно, и это пугало его еще больше. Он бы чувствовал себя куда спокойней и привычней, если бы она наорала на него и даже угрожала бы расправой. Во всяком случае, это было бы естественно. Но ее внимательный взгляд, размеренный и даже ласковый тон выбивал у него почву из-под ног. Сейчас Веста как никогда напоминала ему воспитателя детского сада (собственной, коей она и являлась), сидевшего у кровати капризного ребенка, который никак не желал укладываться спать.

— Как ты думашь, твой друг Багор найдет нас? — вдруг спросила она. — Что ты ему пообещал? Наверное, нужно очень любить деньги, чтобы согласиться помочь в твоем деле. Ну или быть твоим преданным другом. Хотя, глядя на тебя, трудно поверить, что у такого как ты, есть верные друзья. Верные настолько, что готовы пойти на убийство.

— Хватит! — взорвался Павел, теряя контроль над собой. — Никто никому ничего не обещал! Все, забыли обо всем!! Мы квиты, Веста! Разрежь эти е…ные веревки и освободи меня! Ты же не будешь меня держать тут вечно?! Все знают, что мы здесь! Все, и твои подруги, и мои друзья!! Да, у меня есть друзья, и если я исчезну, они такую бучу поднимут, что ты пожалеешь, что вообще родилась!! Что ты им расскажешь?! ЧТО?!! Что убила собственного мужа во время медового месяца?!

— Шшш… Павлик, успокойся, — проворковала Веста. — Зачем так нервничать?

— Нас видел старый хрыч на причале! — продолжал распаляться Павел. — Или ты с ним заодно? Ты убьешь меня? Скормишь акулам? Чудесно, мать твою! А что ты скажешь, когда тебя возьмут за жопу?

— Ты забыл добавить: «за толстую жопу», — усмехнувшись, поправила его Веста.

— Тебе кабздец, — сплюнул он. — Тебя упекут за решетку, и даже имя твоего шизанутого братика тебя не спасет…

Веста потянулась, выгибая спину, и лицо мужчины перекосилось от злобы. Однако следующая фраза, произнесенная его супругой, заставила его замереть:

— А почему ты думаешь, что я вообще захочу вернуться на берег?

Они посмотрели друг на друга.

«Она сошла с ума, — зашептал внутренний голос, и Павла передернуло. — Ее жизнь разрушена, ты ее предал, парень… Считаешь, что ее что-то держит на этом свете? Она ведь сама призналась, что деньги ее не интересуют…»

На лбу Павла выступил холодный пот.