— Я материалист и воин, — сказал полковник. — Мне трудно поверить в ирреальные вещи…

— Не спеши, Гриф, — неожиданно улыбнулась Карна. — Всё, что ты называешь ирреальными вещами, происходит рядом с тобой. Как я прошла сквозь твои посты и оказалась в этой комнате? Ты веришь своим глазам? Или я приснилась тебе и меня не существует?

— Да, — признал он. — Я верю своим глазам. Пока верю.

— Поэтому даю тебе полную самостоятельность в действиях.

— Если мне потребуются консультации?..

— Я пришлю Дару. Она будет постоянно находиться рядом с тобой.

Карна сделала несколько шагов к двери, обдавая его ветром от плаща, и неожиданно остановилась, повернула голову. И голос отчего-то сразу изменился.

— Гриф, ты встречался с человеком по имени Мамонт. В Москве…

— Встречался…

— Расскажи мне, какой он? Как выглядел?

— Я не рассмотрел его, — признался полковник. — Встречались ночью: в машине, без света…

— Странно. — Карна вернулась от двери. — Насколько я знаю, вы проговорили с Мамонтом несколько часов у него в особняке.

— В особняке был другой человек, Майкл Прист.

— Нет, это тоже был Мамонт, Александр Алексеевич Русинов.

Арчеладзе хмыкнул, покачал головой.

— Да, я подозревал…

— Каким он стал? — вымолвила она, и полковник уловил глубокую женскую тоску. Это было так неожиданно в ней, властной и царственной.

— Каким стал? — переспросил он, чтобы собраться с мыслями. — Мы встречались всего раз… Я не знал его прежде, не могу сказать, каким стал, потому что не знаю, каким он был. Он чем-то похож на тебя.

Арчеладзе понял, что ничего не может сказать о Мамонте, ему нечем помочь Карне. Впрочем, она ничего особенного и не ждала, вероятно, ей было просто необходимо спросить о нём, назвать имя и этим как бы освежить свою память.

— Ты не знаешь, где он сейчас? — совсем уж безнадёжно спросила Карна.

Он так же безнадёжно дёрнул плечами. Это было странно: владея сложной информацией о многих вещах и людях, владея некой безграничной тайной властью, она ничего не знала о близком ей человеке и радовалась каждому услышанному о нём слову, как птица обронённому в дорожную пыль зёрнышку.

На пороге она обернулась, подняла руку, произнесла негромко:

— Ура!

И он не услышал в этом возгласе выражения восторга…

Интернационал в Боснии предстал перед Арчеладзе в натуральном виде, лишь слегка замаскированный под миротворцев ООН.

Можно было бы долго размышлять, проникая в смысл сказанного Карной, но здесь всё было как на ладони. Знакомый по школьным учебникам Коминтерн возродился в другом, но узнаваемом виде — как международная организация, созданная якобы для поддержания мира. Была найдена идеальная форма легализоваться, после того как потерпела крах коммунистическая идея, с помощью которой Интернационал двигался к мировому господству. Вероятно, Сталин понял истинную суть Коминтерна, терпеливо ждущего конца второй мировой войны, чтобы выйти из-за спины и воспользоваться победой в своих целях. Он опасался, что ему наденут струну на шею, и своими руками погубил детище, которое пестовал много лет. Он знал, чем это грозит, и был наказан немедленно, сразу же после Победы, получив для России многолетнюю «холодную войну».

А Интернационал благополучно воскрес, и вместо одной отрубленной головы выросли три.

То, что происходило в бывшей Югославии, для материалиста Арчеладзе было понятнее, чем откровения Карны. Лишь после разведки в регионе он ощутил наконец горечь соли Знаний: южных славян резали и рвали на части, как волчья стая рвёт выбившегося из сил оленя. Интернационалу требовалась земля обетованная, Земля Сияющей Власти, чтобы начать очередной поход за свою древнюю идею, теперь звучащую как «новый мировой порядок».

Судя по тому, как обустраивались «миротворцы» ООН на Балканах, можно было смело сказать, что они пришли сюда навсегда и не покинут эту территорию, расчленённую нейтральными зонами. По крайней мере, рассчитывают на это. Сама Боснийская Сербия и все прилегающие к ней районы кишели группами военной, политической, экономической разведок многих стран мира, действующих под самым разным прикрытием — от Прессбюро до Красного Креста. Вороньё слетелось клевать добычу на поле брани, так что отыскать в этом скопище археологов «Арвоха», а особенно их службу безопасности, оказалось не так-то просто.

Оказавшись в Боснии, «мосфильмовский каскадёр» Кутасов угодил в долгожданную и естественную для себя среду обитания. Из трёх рейдов по наиболее вероятным местам базирования «Арвоха» он привёл четырёх пленных, которые оказались сотрудниками и агентами спецслужб ЦРУ, Моссада, английской МИ-5, польской ВОГ, а один и вовсе сотрудничал сразу с двумя разведками. После обстоятельного допроса выяснилось, что они не имеют представления ни об «Арвохе», ни, тем более, о его спецслужбе. Создавалось впечатление, что в Боснии выйди на улицу, останови любого пришлого человека, и он непременно будет связан с какой-либо секретной операцией. Этот невероятный интерес к междоусобному конфликту на Балканах был лучшим доказательством правоты Карны. Из четвёртого рейда по хорватской территории он привёл немецкого католического священника, который подходил для спецслужбы «Арвоха» по всем статьям — археолог по образованию, некоторое время работал в Египте, владеет шестью языками, в том числе, арабским с сирийским диалектом. Но у этого святого отца под рясой оказался мундир полковника БАТ — разведслужбы объединённой Германии. Не подозревая о том, к кому попал в руки — думал, что к американцам, — он давал свои связные телефоны и коды радиосвязи, требуя немедленно устранить все недоразумения. У него и в мыслях не было, что у русских на Балканах есть ещё какие-то интересы: похоже, власти в России окончательно предали бывшую Югославию, все явные и тайные союзнические отношения.

Кутасов готов был перетаскать на обсерваторию представителей всех разведок мира, однако этот бесперспективный путь Арчеладзе вынужден был перерезать: похищение пятерых и так вызвало ажиотаж у «миротворцев» ООН. Незамедлительно последовал ультиматум сербам, что если не прекратится террор против журналистов, священников и представителей миссии ОБСЕ, то вновь будут применены экономические санкции. Чтобы не обнаружить своего присутствия на Балканах, выпускать на свободу пленных было нельзя…

Гора Сатва, упакованная в колючую проволоку, была постоянно под наблюдением, в ясную погоду отлично просматривалась в сильную оптику с купола обсерватории. Ни рядом, ни в самой зоне, за исключением морпехов США, никто не появлялся. Даже простейший анализ разделительной зоны давал понять, что «миротворцев» в первую очередь интересует эта гора: повсюду ширина нейтральной полосы колебалась от 300 до 1500 метров, а тут она раздвигалась более чем на четыре километра, охватывая гору со всех сторон. И охрана была усилена в десяток раз по сравнению с другими участками зоны, кроме того, вдоль пирамид из проволочных спиралей шли плотные минные поля. Пленные утверждали, что сделано это по одной причине: Сатва — господствующая высота.