Все еще расстроенный, он для верности постоял несколько минут на пороге, чтобы не столкнуться с Маэ на улице. После визита Мелани он весь день был в плохом настроении, и неожиданное появление Маэ его не улучшило. Чертовы бабы…

Наконец, он ушел и, не встретив никого на площади, поспешно сел в машину. В ближайшие два-три дня он позвонит ей и извинится. Или пошлет ей цветы – ее адрес был указан в медицинской карте.

Вернувшись домой, Алан налил себе вина, растопил камин и расположился перед ним с ноутбуком на коленях. Раз в неделю он разговаривал с братом по скайпу. Они условились, что не будут терять связь, несмотря на расстояние, и до сих пор держали слово. Из-за шестичасовой разницы во времени в Нью-Йорке сейчас было позднее утро. На экране появился Людовик, и братья радостно улыбнулись друг другу.

– Прежде всего, с днем рожденья, братец! – воскликнул Алан.

Он поднял бокал и с наслаждением сделал глоток.

– Эксклюзивное бордо в твою честь. Пойак[6], который в ваших краях не найти! Ну, или только по бешеной цене…

– Давай, а я буду слюнки глотать.

– Шато Линч-Баж.

– Шутишь?

– Я хранил его для такого случая.

– Ну ты скотина, однако!

– Спасибо. Что нового у янки?

– Обещают суровую зиму.

– Нам тоже. Дождливую, ветреную, холодную и раннюю. Как твоя семья?

– Линда тебя целует, а дети спрашивают, можно ли им приехать к тебе летом на каникулы?

– Только если ты поедешь вместе с ними. Управляться с двумя мальчишками переходного возраста выше моих сил.

Он рассмеялся, потому что обожал своих племянников, с которыми ему всегда было хорошо. Два года назад, путешествуя вдвоем по Франции, они нашли это поместье и тогда еще решили, что нет в мире лучшего места для игр.

– А как мама? – спросил Алан.

– Я обещал ее позвать перед тем, как мы с тобой попрощаемся, она очень хотела с тобой поговорить.

– Она по-прежнему довольна тем, что переехала?

– Да, внуки всегда рядом, она обожает американский образ жизни… и наслаждается каждым днем.

Они оба рассмеялись, потому что это означало, что их мать в шестьдесят пять лет все еще отказывается стареть.

– Она все больше молодится, – заметил Людовик, – но здесь это не замечают.

После смерти отца оба были уверены, что мать никогда не оправится от горя, но как сильно они ошибались! Наоборот, казалось, она наконец освободилась от многолетних ограничений и требований благопристойности, заявив, что поскольку она выполнила свой долг перед жизнью полностью, то теперь будет делать только то, что ей нравится. Продав без малейшего сожаления свой дом в Канкале, она спешно переехала в Соединенные Штаты к старшему сыну и начала там новую жизнь.

– Как твой бизнес, все в порядке? – продолжал Алан.

– Да, неплохо, но я вкалываю по двенадцать часов в сутки. Мой «френч» отталкивает некоторых клиентов, зато привлекает других.

Людовик был специалистом по программному обеспечению и владельцем небольшой, но успешной компании. Алана по-прежнему удивляло, что брат отлично чувствует себя в безумной суматохе этого огромного города, впрочем, у них были совершенно разные характеры.

– Ну а у тебя, в твоей глуши, что нового?

– Сплошная рутина, но я ее обожаю, ты же знаешь. У Пат было растяжение сухожилия, но уже прошло. Все равно, сейчас не время для конных прогулок. Что касается работы, моя приемная всегда полна. Меня это должно радовать, по крайней мере с финансовой точки зрения, вот только я приехал в Ламбаль, чтобы найти покой!

– То есть, ты жалуешься на обширную практику… Ладно, ну а с женщинами как? Я бы очень хотел, чтобы ты снова влюбился.

– Только не это! Представь себе, сегодня ко мне приходила Мелани.

– Вот наглая баба! У нее совсем нет совести? После того, как она обглодала тебя дочиста и облапошила, ей хочется у тебя отобрать еще что-нибудь?

– Я не дал ей возможности рассказать, что ей нужно. Раз она приехала, значит, какая-то идея у нее была, но я не хочу ее выслушивать.

– Остерегайся этой женщины, Алан. Теперь между вами нет ничего общего, так не подпускай ее близко.

– Я с тобой совершенно согласен. На самом деле, я никого не подпускаю слишком близко.

– Не надо преувеличивать. Ты хочешь закончить жизнь в одиночестве?

– Конец наступит не завтра, а я ценю одиночество.

– Но, по крайней мере, ты продолжаешь соблазнять женщин?

– Я не сказал, что они меня больше не интересуют! Просто не хочу, чтобы они вторгались в мое жизненное пространство, вот и все.

– Честно говоря, Линда не отнимает у меня кислород.

– Потому что вы любите друг друга, а это все меняет.

– Что за фея пересекла твой порог в последний раз?

Людовик стал говорить о феях с тех пор, как его дети, очарованные бретонскими легендами, рассказанными им бабушкой, начали верить в чародеев и прочую магию кельтского мира.

– Владелица рыболовной компании.

Сказав это совершенно серьезно, он увидел, что брат еле сдерживается от смеха.

– Ее зовут Маэ, – уточнил Алан. – Она брюнетка лет тридцати.

– У меня есть шанс с ней познакомиться?

– По-моему, никакого.

– Жаль. Когда ты собираешься к нам приехать?

– Только не сейчас, Людовик.

– Почему-то всегда я пересекаю Атлантику! И тащу маму, Линду, детей…

– А почему бы тебе не приехать один раз самому?

– Да мне глаза выцарапают, если я поеду один. Ладно, обещаю тебе об этом подумать. Другое дело, если бы цель была – познакомиться с будущей невесткой, тут я бы помчался сломя голову.

– Что ты такое говоришь? Воображаешь, что я появлюсь перед мэром в третий раз? Да я бы первый признал себя безнадежно больным. Дебилом, которому все не впрок.

Он снова поднял бокал, с наслаждением сделал два глотка, потом взял тонкую сигару и не спеша закурил ее, не обращая внимания на возмущение Людовика.

– Ты специально это делаешь, хочешь свести меня с ума?

– Хочу тебя соблазнить.

– Я бросил курить, чтобы не стать изгоем. Здесь это по-настоящему запрещено!

– Во Франции тоже к этому идет. Впрочем, у нас отнимают кусочек свободы каждый день, и она съеживается, как шагреневая кожа. А еще борются с сахаром, жирами, мясом, алкоголем… Вот почему я обожаю свой дом посреди леса – это место, где я могу жить так, как мне хочется.