тигра, который задремал после обеда, потом был разбужен и теперь решал, что делать. Эдвард оскалился, снова спрятался за Карнаби и уже из-за спины офицера прокричал:

— Она убежала вместе с ребенком, папашей и мамашей! Спряталась у него под крылышком!

Значит, мои родители сейчас в доме Курта. Я невольно заметила, что идущие по улице люди смотрят на нас с любопытством и укоризной. Неудивительно: приличный район, здесь не привыкли к скандалам.

— Ну неудивительно, что убежала, — проворчал Карнаби. — Я бы от такого тоже когти рвал. Итак. Вы, господин Лансеберг, женаты на сестре его жены, верно?

Курт с достоинством кивнул. Карнаби провел ладонью по лбу, и я его прекрасно понимала. С таким, как Эдвард, и мертвый взопреет.

— Господин Боули совершил что-то, что потребовало вашего вмешательства?

Курт снова кивнул.

— Регулярно избивал жену, и ребенок был в опасности.

— Не избивал, а учил, — рыкнул Эдвард. Хатчиссон обернулся и показал ему кулак, намекая, что сейчас надо вести себя тихо, пока и его учить не начали.

— Как порядочный человек я не мог не вмешаться, жизнь женщины и ребенка была в опасности, — продолжал Курт. — И очень хорошо, что вы сейчас здесь, господа офицеры, я хотел бы официально засвидетельствовать: вчера я видел, как господин Боули пытался избить свою жену и ребенка в присутствии их родителей. Это будет официальное свидетельство государственного чиновника, с которым я пойду в суд, чтобы получить, во-первых, запрет на приближение этого господина к моим родным, а во-вторых, разрешение на развод и лишение родительских прав.

Я даже рот приоткрыла от восторга, настолько спокойно, уверенно и холодно это было отчеканено. Господь великий и всемогущий, если у Мии хватит ума, чтобы не прощать Эдварда, как во все прошлые разы, то мы от него избавимся!

Да, муж может гонять жену поленом по морозу, но ровно до тех пор, пока государство не захочет вмешаться. Оно как правило не хочет: у государства много других проблем. Но Курт захотел, и никто его не остановил бы. Эдварда, конечно, не посадят за решетку — но вот запрет на приближение, лишение родительских прав…

Эдвард сник. Как все кухонные бойцы он был смелым только с женщиной, которая полностью от него зависела. Вчера он получил отпор, потом осмелел, но получил снова. Я смотрела на Курта, не скрывая своего восторга. Когда такую дрянь, как мой зять, умывают как следует — о да, это потрясающее зрелище.

Карнаби кивнул коллеге: тот сразу же вскинул свой планшет с листком бумаги, выхватил карандаш и принялся писать.

— Отметьте, что нападения были неоднократными, — добавил Курт. — И еще я прошу врачебного освидетельствования господина Боули, полагаю, что у него что-то вроде опухоли мозга. Пусть с ним поработают королевские психиатры. Только безумец может лезть с кулаками к семье Багрового Первоцвета.

Карнаби уважительно кивнул.

— Я помню, как в прошлом году вы один разметали ведьмачье гнездо, где вызревали их фамильяры. Страшно подумать, что было бы… Вся столица тогда гудела.

— Вы все записали? — осведомился Курт. Хатчиссон протянул ему планшет, Курт внимательно изучил написанное и, утвердительно качнув головой, оставил подпись и произнес: — Тогда не смею вас больше задерживать, господа. Сегодня выходной день, но клиника святой Паулины для душевнобольных работает. Проводите господина Боули, его там обследуют. И попросите переслать результаты мне.

На Эдварда было жалко смотреть. Такие, как он, меньше всего верят в то, что на них найдется управа. Но вот, пожалуйста, Карнаби крепко и цепко взял его под локоть и повлек по улице, советуя не сопротивляться. Когда полицейские отошли, то слуги открыли ворота, и Уильям сообщил:

— Мы приготовились к осаде, милорд. Миледи, ваши родители, сестра и племянник в гостиной.

Я невольно задалась вопросом, пришли бы они узнать, как у меня дела, если бы не Эдвард, который ворвался в их дом. Наверно, не пришли бы. Со мной попрощались еще вчера. Курт словно понял, что я чувствую, потому что негромко проговорил:

— Если не хочешь с ними видеться, то я все устрою.

— Нет, — откликнулась я, и мне вдруг стало так грустно, что слезы подступили к глазам. Они знали, за кого я вышла замуж, и что случается с женами Курта — могли бы послать птичку вечером или утром, просто узнать, как у меня дела, как я вообще… Или просто дочь-ведьма сделала хорошее дело, да к тому же и замуж вышла — вот и замечательно, вот и прочь ее.

— Все в порядке, — сказала я, когда мы поднимались по лестнице с дверям. Слуги уже повесили большой венок из еловых ветвей, украшенный позолоченными орехами, шишками и лентами. Утром его еще не было. — Спасибо тебе, что разобрался. Если Эдварда признают безумным, то лучше и не придумаешь.

Да, это будет идеальный подарок к новому году для Мии и Генри. Когда мы вошли в дом, то я решила, что придумаю что-нибудь и для Курта. Вряд ли его прежние жены что-то ему дарили — что ж, буду первой.

Мои родные заняли диваны в гостиной. Мать с нескрываемым восторгом рассматривала мебель, ковры, зеркала и картины — должно быть, радовалась тому, что наконец-то оказалась в доме, достойном благороднейшего и древнейшего семейства Аберкромби. Отец с привычно философским видом крутил в руках трубку, но не курил — не хотел ссориться с хозяином, если он не терпит табачного дыма. Мия держала на руках Генри, который играл с деревянной лошадкой — когда мы вошли, сестра поднялась с дивана и, шагнув к нам, с искренней благодарностью и теплом произнесла:

— Курт, словами не передать, как я вам признательна за вашу помощь! Мы все видели. Слава Богу, его увели!

— Увели, и он вам больше не помешает и не потревожит, — заверил Курт. — Что ж, время уже обеденное, буду рад, если вы разделите с нами трапезу.

Я заметила, что теперь он держался несколько скованно, словно пытался найти в словах этикета какую-то опору. Только потом я поняла, в чем дело: раньше у Курта не было таких вот встреч с родственниками его жен. Он не защищал чью-то сестру и не садился за стол с тестем и тещей. Зато моя мать сориентировалась сразу же: сверкнув глазами в сторону отца и взглядом приказав ему подниматься с дивана, она обернулась к Курту с самой сладкой и теплой улыбкой и почти пропела:

— Как мы рады, мой дорогой, что наша Кайя теперь живет в таком замечательном доме, с таким достойным, с таким порядочным супругом! Что у вас подают к обеду?

— Сегодня, насколько я