— Обещаю… Бросить… — прозвучало едва слышно.

— Обещай… Обещай…

Прижал указательный палец к ее губам, запечатывая глупый рот.

Хватит.

Не сейчас, не когда дрожит под руками, стыдливо заливается краской и испуганно смотрит снизу вверх мой самый заветный подарок.

Это было лучше, чем во всех мазохистских фантазиях. И похер стало на бред про отношения, который просила подтвердить, про претензии… Хочет обманываться — пускай. Я тоже хотел раньше. Но теперь видел ее, чувствовал и сам себе ничего не мог обещать.

— Леш… Я волнуюсь, словно в первый раз.

Узкие пальчики скользнули по моей груди, и руки безвольно опустились вниз.

— А может, он и есть первый.

Перед глазами уже темнело от желания. В жизни никого не хотел так сильно. По-животному.

— Возможно…

Высокая грудь на вдохе поднялась. Тонкая ткань обрисовала заострившиеся вершинки. И член будто огнем налился.

— Разденься сама, пока я на хрен не порвал все эти шмотки.

Из последних сил я отшатнулся от Польки. Дал ей несколько секунд. А потом… так и не понял, кто из нас сорвался первым.

Леха

Нужно было хоть иногда останавливаться, быть осторожным, бережным. Спешить нельзя. Я помнил все это. Периодически мысленно пытался себя тормозить, но ни хрена не получалось. Стоило коснуться Полины, услышать ее стон, питание мозга отключилось.

Вместо того чтобы отнести свою женщину на кровать или хотя бы на диван, я подхватил ее под ягодицы, сдвинул резинку брюк вниз и усадил прямиком на свой член. Без прелюдии и подготовки. Без ласковых слов и предупреждения. Как последняя сволочь.

— Леша-а-а… — она выгнулась дугой и вздрогнула.

Роскошная, голая. С упругой округлой грудью, которая подпрыгнула от движения. С длинной белой шеей, на которой еще были видны следы моей вчерашней несдержанности.

— Прости. Прости. Прости…

Я принялся покрывать поцелуями бархатную кожу, облизывать соски, медленно выходить из тугой горячей вагины. Нельзя было так первый раз! Не с ней! Это ведь моя девочка. Моя хорошая. Моя красивая.

Но надолго снова не хватило. Зараза Полька ногтями больно впилась в спину, вскинула, как амазонка, свой подбородок. И инстинкт потребовал: «Взять!»

— Сучечка! Ты ведь сама напрашиваешься!

Сжал ее бедра сильнее. Подкинул в воздухе и опять резко опустил на себя. До уже собственного глухого стона и черной пелены перед глазами. Чуть не сдох!

— Да! — Поля обхватила меня ногами, закинула руки на плечи и снова пустила в ход свои коготки. Такая же безжалостная, как и я.

— Кошка бешеная!

И где только находила силы сопротивляться мне столько дней? Хотела ведь! И вчера, и в ресторане, и в первую встречу на темной площадке старого дома. Хотела сильно. Как равная. Но задом своим виляла, баррикады строила.

А зачем? На хрена, если вместе так хорошо? Если трусы хоть выкручивай, а твердые соски сами просятся в рот.

Блажь бабская. Диагноз, излечимый лишь одним способом, — вагинальным.

— Слишком долго ты от меня бегала.

Прижал ее к стене и задвигался без остановок. С оттяжкой, жестко. Резко входя, не позволяя привыкнуть и каждый раз выходя полностью.

— Теперь потерпи, родная. Потерпи немножко. Накопилось.

Стал вколачиваться быстрее. Дурея от вида подпрыгивающей груди. Чувствуя каждый сантиметр бархатной плоти, как Поля течет на меня, какая влажная и готовая.

Сумасшедшие ощущения. Будто год не трахался. Больше! Точь-в-точь как после армии, когда сидел на голодном пайке, представляя, что вернусь, встречу ее и, наконец, сделаю своей.

Старое воспоминание. Думал, забыл. А нет, всплыло. Исполнилась фантазия. С задержкой на несколько лет, но крыша от этого ехала так быстро, так далеко, что сил не было держаться.

— Полька. Полечка моя сладкая.

«Только моя теперь», — произнес мысленно, слизывая соленую слезу с румяной щеки.

— Да, Леша! Да!

Поля застонала громче. Вжалась в меня всем корпусом. Губами, как слепой котенок, ткнулась в губы, и планку от этого сорвало к хренам собачьим.

Теперь даже пытаться притормозить не мог. Голод, дикий, темный, поднялся откуда-то изнутри. Только одно могло его насытить — девочка моя… повзрослевшая, нереально красивая.

— Я буду тебя трахать, пока не издохну. Поняла? — обхватил ладонью нежную шею. Сжал, не позволяя вдохнуть.

Поля моргнула. Рассеянно, пьяно.

— Ходить не сможешь! Только лежать, раздвинув ноги…

Задвигался уже без всякого ритма. Врезался в нежную плоть, как гребаный перфоратор. Шизел от звука влажных шлепков и ускорялся все больше.

— …и кончать. Всегда! Громко!

Почувствовав пульсацию, я отпустил горло.

— А-а-а! — с первым же вздохом сорвалось с Полиных губ. — Да-а-а… — Тело начала бить крупная дрожь. Стоны сменились всхлипами, и редкие капли слез превратились в ручьи.

Продержаться еще хотя бы несколько секунд я не смог. Стиснув зубы, сделал пару последних толчков и улетел следом за моей девочкой.

Как в бездну. Пульсирующую. Жаркую. Сминающую все тело и высасывающую все соки.

В Польку мою.

***

Когда спустя пару часов мы разлепились на кровати, меня можно было прикладывать к ране или ставить возле церкви просить милостыню. Сил не осталось совсем. В яйцах царил вакуум. И никакой встревоженный вид Польки не мог стереть с лица блаженную улыбку.

Раньше я бы сказал: «Зашибись потрахался!», но произошедшее мало походило на обычный человеческий трах.

Нет! Мы с Полей не трахались! И «занятие сексом» здесь тоже не канало. Больше всего это напоминало спаривание. Мартовское. Кошачье. Беспощадное. И еще немного — пытку.

Впервые в жизни я жалел, что нельзя надеть презерватив. С Полей хотелось сразу два и марлевую повязку наверх, чтобы уж точно ничего не ощущать и не спешить.

Полная свобода уносила мозг. Я чувствовал, какая бархатная и тесная моя девочка, как влажно в ней, как горячо. И каждый раз с трудом держался, чтобы не кончить первым.

Черт! Дважды я был близок к этому, как зеленый пацан. Вначале у двери, когда эта тигрица исполосовала мне все плечи. И потом в душе.

Под теплыми струями трахать Польку оказалось еще круче, чем вертикально у стены. Здесь не мешала никакая одежда. Шум воды хоть немного, но глушил стоны. Можно было отвести душу уже не спеша.