Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо, сегодня у власти в Индии либеральное правительство.
Но ведь такое положение отнюдь не вечно. Предположим, завтра приходит к власти военная хунта или правое крыло правящей партии…
Дайлинг щелкает пальцами, улыбается, медленно тянет коктейль.
— В том, что ты говоришь, Роберт, есть известная доля истины, соглашается Парсел. — Мы оказываем продовольственную помощь за счет своих излишков, не вырываем изо рта американца кусок хлеба.
— Но, черт возьми, я не вижу здесь никакого риска, возражает Тэдди. Если судить по вашим же рассуждениям, здесь нет и десяти процентов риска. О'кей!
— Увы, мой мальчик, — со вздохом прерывает его Парсел, и трудно понять — деланный это вздох или естественный, — в жизни далеко не всегда получается, как в наших рассуждениях. И потом из всего, что Роберт и я сейчас сказали, можно — пока!
— Сделать лишь один вывод: нет риска в торговле. В торгов-ле, а не в ка-пи-та-ло-вло-же-ниях. В этой стране, если взять статистику, семьдесят процентов всех иностранных капиталовложений — английские. Вот пускай англичане и рискуют. А мы? Мы пока будем торговать!
Джерри Парсел устало закрывает глаза, и Тэдди Ласт вдруг видит перед собой не «Моргана в квадрате», как когда-то писала о Парселе левая газета в Штатах, а просто пожилого американца, которому давным-давно все надоело и который смертельно устал от волнений атомного века.
Внезапно распахивается вторая дверь, ведущая в бар из столовой. Входят две девушки. Обе одинаково свежи, молоды, задорно веселы. Одна из них — Беатриса Парсел. Она в коротких белых штанишках и нежно-голубой безрукавке навыпуск. Стройное, смуглое тело второй облачено в цветистые национальные одежды Индии. У нее — классический южноиндийский профиль, полные, чувственные губы, волосы и глаза цвета воронова крыла. Это Лаура, экономка Дайлинга.
Беатриса крепко целует Парсела в щеку, усаживается на стул по правую сторону от Тэдди. Лаура проходит за стойку к Дайлингу.
Увидев Раджана, Беатриса на мгновенье морщит лоб, пытаясь вспомнить, где она видела этого индийца. Так и не вспомнив, небрежно кивает ему головой. Она выпивает свою рюмку.
Наполняет снова. Отходит к низкому столику в углу комнаты.
Тэдди плетется за ней. Девушка едва заметно улыбается, Ее забавляют ухаживания Ласта.
Через несколько минут Раджан, безвольно повинуясь чему-то такому, что сильнее его, что завораживает его мысли, растягивает его губы в идиотской улыбке, двигает его ноги к этому низкому столику, присоединяется к Беатрисе и «О'кею».
Он стоит перед ними. Он слышит, как они говорят о каком-то американском студенческом ансамбле.
«Какой-то он слишком неспелый, слишком вихлястый, — думает тем временем Беатриса, глядя на Тэдди. — За внешность ему можно поставить, ну, восемьдесят четыре по стобалльной системе. И подбородок волевой. И скулы крепкие. А голова словно ватой набита. Ватой и чванливым американизмом. Америка то, Америка се, Америка самая, Америка лучшая! А сам ни страны, ни истории ее толком не знает. Такому преподнеси пару идей Абрахама Линкольна, и он сразу завопит: „Коммунистическая пропаганда! Красные! Караул!“. Интересно, — у русских есть своя разновидность этой породы?»…
Беатриса не спеша подносит рюмку ко рту и, лукаво улыбаясь, спрашивает: — Тэд, как ты думаешь, почему русские первыми побывали в космосе?
Ласт мычит что-то невнятное о красных саботажниках, о негритянских собаках, которые препятствуют прогрессу Америки.
Беатриса от души забавляется злостью и растерянностью этого незрелого газетчика, пишущего феноменальную серятину. Так определила она его творения, прочитав несколько заметок, подписанных именем Тэдди Ласта.
— Тэдди, — Беатриса смотрит на него вдруг серьезно, почти строго, хочешь один поцелуй, если правильно ответишь на вопрос?
«А ведь она над ним смеется, — удовлетворенно, почти радостно отмечает про себя Раджан. — А „О'кей“ ничего не видит. „О'кей“ ослеплен!».
Тэдди самоуверенно ухмыляется, подсаживается поближе к девушке:
— Ну?
— Сколько книг в парламентской библиотеке Индии?
— Книг? В парламентской?
— Бедный мальчик, ты ведь мечтаешь стать прославленным журналистом. А для этого надо не только писать, но и много читать.
— А я и читаю! — Тэдди достает из кармана книжку. На ее обложке фамилия автора и название: «А. Басофф. Анекдоты армянского радио». — Изучаю коммунизм посредством юмора!
— Слушай, Тэдди, — продолжает Беатриса, — знаешь, наши парни и девушки из Корпуса Мира, работающие в Индии, дадут тебе сто очков фору. Они, например, изучают вот это. И вот это, и это, и это! — она бросает на столик перед Ластом целый набор брошюр с выступлениями и речами советских лидеров.
— Это я все знаю, — обиженно тянет Тэдди.
— Да, знаешь. Но как? Не по оригиналу, а по краткому газетному сообщению. У русских с еврокоммунистами разногласия?
Отлично. Надо максимально их использовать. А как можно их использовать максимально, при каких условиях? Лишь при условии, если будешь знать об этих разногласиях все и в де-та-лях, а не поверхностно!..
Сама того не замечая, Беатриса пересказывает мысли своего отца. Правда, она и сама интересуется всеми этими вопросами. Она закончила политико-экономическое отделение Гарвардского университета и хочет попытать свою судьбу на журналистском поприще. Но отнюдь не так, как Тэдди Ласт. Первоисточник, первопричина, изначальный факт — вот путь к успеху. К настоящему.
И еще отец учит ее широте мысли, если этому вообще можно научить. Например — русские. Если их представлять лишь как чертей из девятого круга ада, то вряд ли когда-либо поймешь русскую душу, даже если перечитаешь горы их литературы, пересмотришь сотни кинолент, переворошишь тонны журнальных и газетных подшивок.
Ведь и у русских есть немало хорошего: и доброта, и щедрость, и героизм, и талантливость. Талантливость — вот что роднит русских с американцами. «Главное, что у русских плохо — их социальная система. Отсюда все наши с ними трения. Разногласия. Вражда». И Беатриса стремится как можно глубже изучить эту основную «беду» русских…
Постепенно в разговор вовлекается Раджан, робко присевший к столику. Он говорит невпопад, смеется несмешному, то и дело перебивает Беатрису и Ласта. Раджан так настойчиво глядит в глаза Беатрисы, что девушка в недоумении встает и подходит к зеркалу: «Может, краска с ресниц потекла?». Раджан плохо помнит, о чем шел разговор. Кажется, обсуждалось творчество индийских художников-модернистов. Потом — предстоящая международная выставка цветов в Бомбее. Потом…
«Человек-сфинкс. Мысли непонятные. Улыбка загадочная, Беатриса закуривает, встречается взглядом с Раджаном. — Смотрит, будто глазами проглатывает. С Тэдди, с тем все просто и ясно — солнце всходит на востоке, дважды два — четыре. А этот — мистика какая-то… Больной, что ли?».