Потом она встала, подошла к окну и резко распахнула ставни. В комнате пахнуло вечерней прохладой. За окном было совсем темно – темно и свежо. Елене показалось, будто стало легче дышать, хотя нельзя сказать, что они вдвоем сильно накурили в комнате. «Вероятно, я кажусь ей глупцом. Такой необычной девушке, наверное, скучно со мной, – подумал Митрович. – Мои рассказы о тайных обществах, заговорах, перестрелках – ничто в сравнении с ее философской мудростью». Елена, словно поймав его мысль, метнула на него быстрый взгляд и затушила едва начатую самокрутку. Она еще не втянулась в курение, а старалась принять вид курящей женщины лишь для того, чтобы произвести впечатление, казаться более взрослой и самостоятельной. Потом она удрученно и глубоко вздохнула, вымолвив едва слышно:

– Вы говорите, в моем возрасте меня больше должны занимать вопросы любви? Несомненно! О чем еще может думать молодая женщина в восемнадцать лет – сплошные шалости, ахи, охи, вздохи, ведь так?

– Да, – согласился Агарди, скорее машинально, чем в действительности так думая.

– Я уже достаточно нашалила, – продолжила Елена свою мысль. – Самой большой моей шалостью за последний год и одновременно самой трагической выходкой стало мое замужество. Так думают все мои родственники, да и я сама.

– Вы так говорите, словно сожалеете о том, что вышли замуж?

– Отчего же? Это был всего лишь первый акт трагикомической пьесы длиною в жизнь. Сюжет второго действия я еще не написала, поэтому перейдем сразу к следующему вопросу, который вы мне только что задали. Вы спрашивали, что же это такое «свадьба Красной Девы» с «астральным минералом»? Попробую объяснить. «Свадьба Красной Девы» с «астральным минералом» представляет собой в некотором роде вопрос неведомой любви, в которой я никак не могу разобраться. Это комбинация мужского и женского начал, то есть то, что Восток называет гармоничным сочетанием противоположных жизненных энергий инь и янь – поиск неведомого пути психического преобразования собственной личности в союз тела, души и духа.

– Отчего же такие сложные, непонятные названия, которые требуют подробных пояснений и расшифровки, кто их придумал?

– Среди людей образованных принято с насмешкой отзываться о невразумительном жаргоне алхимиков. «Красная Дева» и впрямь звучит невразумительно, но чем сложнее загадка, тем больше она привлекает своим таинством, не так ли?

– Да, вы правы. Однако, неужели это вас действительно настолько занимает, что вы готовы отправиться за ответами на свои вопросы буквально «на край света»?

– Готова. На следующей неделе я отплываю на пароходе в Каир. Начну с пирамид и таинств Египта, а там посмотрим.

– Вы путешествуете одна?

– Нет, у меня есть спутница, покровительница, графиня Киселева. Мы обе интересуемся мистикой, таинствами Востока. Нас сближает интерес к восточной магии.

– А как же ваша семья, родственники, они не беспокоятся?

– С этим покончено, – с неподдельным негодованием в голосе произнесла Елена, смотря в окно, хотя в точности не знала, с чем именно «покончено», с мужем или с остальной родней. Ей было стыдно признаться, что она путешествует одна, а графиня Киселева служит той соломинкой, за которую ей удалось зацепиться. Теперь она могла сказать, что путешествует в сопровождении, направляясь по интересующему ее делу. Эта легенда позволяла ей соблюсти те самые приличия, от которых некуда было деться даже за границей. Кроме того, фамилии ее дедушки – Фадеев, которого знал весь Кавказ и русское восточное зарубежье, а также прадедушки – князь Долгоруков, служили ей пропуском во все лучшие дома за границей.

Собеседник Елены, скорее всего, тоже не понял, с чем именно у нее «покончено», но не решился переспросить.

– Да, с этим покончено, – еще раз, более мягко и с некоторой грустью повторила Елена, захлопывая ставни, а затем окно.

«Не стоило спрашивать о личном. Кажется, я наступил "на больную мозоль", – огорченно подумал Митрович, слыша у себя за спиной стук закрывающегося окна. – Она затворила окно так выразительно, словно хлопнула дверью и осталась там, куда посторонним вход воспрещен».

Через неделю они прощались. Билеты на пароход, следовавший через Измир в Грецию, давно заказанные Еленой и ее спутницей, не позволяли более задерживаться в Константинополе. Пора было трогаться в путь.

В день отъезда выздоровевший господин Митрович, одетый с иголочки и начищенный до блеска, пришел к Елене в отель засвидетельствовать свое почтение и попрощаться. В руках он держал громадную охапку цветов.

Елена светилась счастьем. Она ждала его и не пыталась скрывать своей радости, когда увидела статную фигуру с демонически завораживающим лицом. Неожиданно для себя она, ни слова не говоря, рванулась с места, порывисто обняла его и поцеловала, вернее, едва прикоснулась своими губами к его губам. Первый раз Елена поцеловала мужчину сама, следуя собственному порыву, смешанному с любопытством. Похоже, она испытывала себя, мол, что из этого выйдет. Но, почувствовав, что ей не хватает пороху выстрелить, осеклась и, отпрыгнув от него на значительное расстояние, проговорила в отчаянии:

– Извините, я не могу переступить… рамки приличий… Лучше я буду вам писать. Ваши адреса в Париже, Ницце у меня есть, ну и в Константинополе тоже.

Господин Митрович слегка поклонился, пряча в уголках губ загадочную улыбку, пообещав прекрасной Елене, что при первой возможности он ее непременно найдет и обязательно напишет.

Над бесконечной морской гладью опустилась южная ночь, поражающая пышной роскошью восточного одеяния. Ночь опустилась над морем, накрыв его темно-синим бархатным покрывалом, усыпанным тысячами мерцающих звезд, похожих на переливающиеся блестки торжественного наряда. Луна еще не взошла, поэтому, невзирая на красоту звездного южного неба, на верхней палубе пассажирского парохода, шедшего из Одессы в Александрию, было довольно темно. Масляные лампы горели тускло, почти не освещая. Пассажиры, желающие выспаться перед грядущим днем, в приятных мечтах об утреннем прибытии в порт назначения, уже разошлись по каютам. Одни – суетливо укладывались, приготовляясь назавтра как можно раньше распроститься с надоевшим судном и случайными попутчиками. Другие – желающие напоследок насладиться свежей ночной прохладой, остались на палубе разглядывать ночное почерневшее небо. Среди пассажиров были два господина, следовавших из Одессы: представительный мужчина средних лет с небольшой круглой бородкой; в другом господине, постарше, – судя по выправке и постриженным определенным образом усам, угадывался военный, одетый в гражданский костюм.

Господа сидели в креслах поодаль друг от друга и курили. Палуба слегка покачивалась, убаюкивая пассажиров своими плавными, монотонными движениями. Наконец один из господ встал и подошел к другому:

– Разрешите представиться, полковник фон Ган! – сказал пассажир с военной выправкой. Второй господин поднялся с кресла и, протянув незнакомцу руку, тоже представился: