Тут она запнулась, опустила глаза и приготовилась услышать от красавицы что-то вроде «А ты-то тут при чем, милая?». Но Белла вдруг протяжно вздохнула и, взглянув на нее, Мишель увидела, что лицо у нее стало расстроенное и виноватое.

– Бедный Рудольф… Я представляю, как он был потрясен. Но почему, почему он не захотел поговорить со мной! Впрочем, сейчас уже поздно рассуждать об этом. Ведь я и сама не захотела с ним встретиться. Правда, потом я писала ему, но, видимо, письма не дошли, или он просто не прочел их, это скорее всего. – Мишель заметила, что Белла стиснула переплетенные пальцы почти тем же жестом, что сама Мишель. – Вы о чем-то хотели спросить?

– Я… мне эта история показалась немного странной. Вы правильно сказали, что Руди испытал шок. Но люди всегда могут объясниться начистоту… – Мишель встряхнула головой, ругая себя за жалкий лепет. – Мне просто кажется… я и правда хотела попросить у вас… если бы вы хотя бы написали ему несколько строк сейчас, то этим успокоили бы и себя, и его. Чтобы он не думал о вас плохо… Он, разумеется, не знает, что я пришла к вам, – выпрямилась Мишель, испугавшись, что вдруг Белла решит, что она действует с ведома Руди. – Мне пришлось солгать вашей матери по телефону, чтобы узнать ваш адрес. Но мне очень, очень нужно было поговорить с вами.

Перед ней сидела девушка, которая поступила с Руди безжалостно и подло, и Мишель с трудом выносила свою роль просительницы. Но если Белла просто выгонит ее, то вся затея окажется бесполезной, и она принуждала себя быть вежливой.

Белла снова глубоко вздохнула.

– Я, разумеется, собиралась увидеться с Рудольфом, когда он вернется… и, раз он вернулся… Вы на меня так смотрите, – перебила она сама себя. – Вы меня очень осуждаете. Но что, если я ни в чем не виновата?

– Вы считаете, что вам совсем не в чем себя упрекнуть?

– Хорошо, – снова вздохнула Белла, встала и прошлась по комнате. – Мне тяжело и неприятно говорить об этом, но вся эта история – чистое недоразумение. Дело в том, что моя мама… она всегда мечтала, чтобы я вышла замуж за сына ее подруги, отец его известный политик, и без конца приглашала его к нам, устраивала наши встречи, а его родные приглашали меня к себе в Лондоне. Мама все время ставила мне на столик фотографию, где я снята с Питером в бассейне в их загородном доме. Рудольф ей казался решительно неподходящей для меня кандидатурой.

И вот в тот день – я с утра поехала на собеседование – я должна была получить после окончания института место в Вестминстере и не предполагала, что Руди решит явиться раньше… И вот мама… вы только не думайте, что она какая-то закоренелая злодейка, это скорее безграничная материнская любовь… Она и рассказала Руди всю эту выдуманную историю. Звучит ужасно, я понимаю. Мама и мне еще наговорила всякого о Рудольфе. Короче, пока я решилась позвонить ему, оказалось, что он уже ушел служить.

С Питером я и не думала встречаться, как надеялась мама, и очень горевала… И мама в конце концов призналась мне в своем поступке. Она страшно раскаивалась, на нее жаль было смотреть. Я сразу написала Рудольфу, но он мне не ответил.

– Какая невероятная история, – пробормотала ошеломленная Мишель. – Просто мексиканская мелодрама какая-то.

Белла усмехнулась.

– Да, я понимаю, что это кажется вам невероятным. Но, увы, это чистая правда. Надо знать мою мамулю – она иногда ради дочери решается на весьма рискованные поступки. Но я думаю, тут виноваты и мы с Рудольфом. Он поверил всему, что ему сказали обо мне, и даже не попытался объясниться, а я… я тоже поверила всяким глупостям про него.

– Но теперь, когда все прояснилось, вы можете все исправить, начать сначала! – воскликнула Мишель, поддавшись искренней жалости к разлученной паре.

– Продолжить отношения? – Белла мягко и снисходительно улыбнулась Мишель, как наивной младшей сестренке. – Знаете, то, что вы пришли ко мне, говорит о многом. Вы заслуживаете откровенности. Вначале я ужасно страдала… но потом постепенно поняла, что наши отношения с Руди были скорее игрой в любовь. Это было красиво, романтично, но несерьезно…

Я уверена, что вы поймете меня. Я встретила другого человека. Мы встречаемся всего месяц, но я понимаю, что это настоящее. Он приехал в Лондон из Бразилии, сейчас работает помощником шеф-повара в ресторане, и он удивительный, необыкновенный, – сказала она. – Бедная мама! Сейчас ей кажется, наверное, что Руди был просто блестящей для меня партией.

Но мне все равно, кем бы Марко ни работал, какой бы он ни был национальности, я знаю, что люблю его и пошла бы за ним на край света. – Ее лицо стало мягким и мечтательным, и Мишель подумала невольно, что сейчас она выглядит настоящей красавицей без всякого изъяна.

Белла снова опустилась в кресло.

– Я непременно позвоню Руди и встречусь с ним. Я как-то звонила его брату, но он просто ненавидит меня, и разговора у нас с ним не вышло. Я попрошу у Руди прощения за то, что поверила плохому про него, и пожелаю ему счастья. Я очень не хочу, чтобы Руди питал ко мне недобрые чувства, но если… он ко мне по-прежнему что-то испытывает… хотя я не думаю… я попробую уверить его, что все равно у нас ничего бы не получилось. Я не подхожу ему. Я слишком приземленная, обыкновенная, – сказала она как о чем-то давно ей известном. – А ему надо сказочную фею, никак не меньше.

– Пожалуйста, не говорите, что я к вам приходила, – взволнованно попросила Мишель. – Мужчины такого не понимают… Я надеюсь только, что вы на меня не сердитесь, и… я очень рада, что мы поговорили. – Она поднялась.

– Я тоже очень рада, что поговорила с вами, Мишель, – сказала Белла, тоже поднимаясь. – И я желаю вам счастья… от всей души.

От Беллы Мишель поехала прямо в театр – ей предстоял очень неприятный разговор со Стивеном Бойдом. Она уже слышала его крик – «Накануне премьеры!». Но она решила, что откладывать не стоит – Лиз или Британи с радостью ее заменят, а текст достаточно простой.

Так и вышло – после короткого, но энергичного скандала со Стивеном Мишель передала роль Лиз Грегсон и вышла из театра с чувством, что жизнь начинается заново. И только тогда вспомнила, что договорилась встретиться с Винсом в вегетарианском кафе. Правда, может быть, он уже не дождался ее и ушел?

С этой затаенной надеждой она переступила порог – и первым, кого увидела, был Винс – он нарочно выбрал столик в самой середине, чтобы сразу броситься ей в глаза. Он был красив, как картинка, – в костюме табачного цвета и оливковой рубашке. Его кудрявые волосы изящно падали на гладкий белый лоб.

– Привет, вот и я, – бросила она, усаживаясь на стул напротив.

Винс мрачно кивнул. Было видно, что он тут уже давно. Перед ним стоял стакан темного эля, к которому он почти не притронулся.

За соседним столиком горланила компания каких-то веселых вегетарианцев, и Винс поморщился.

– Тут не самое подходящее место. Может быть, поедем к тебе?