— Как так?! — недоумевала Антонина.

— Прямо-таки чертовщина какая-то! — воскликнула Татьяна и, подмигнув Антонине, провела рукой по копне волос на голове Леонида.

— Таня, я не женат и нечего рога искать, — проворчал он.

— Леня, это так, на всякий случай.

— И как, все у меня в порядке?

— Ага, — подтвердила Татьяна.

— Ну раз так, то давайте повторим попытку! — предложил Леонид и вцепился руками в лавку.

Но и она не удалась. Антонина только развела руками.

Татьяна покачала головой и решительно заявила:

— Ну что, Леничка, готовься, будем ампутировать!

— А другого ничего не остается, — согласилась с ней Антонина.

— Жалко, — печально произнес Леонид.

— Чего тут жалеть? Чик, и все! — не испытывала ни малейшей жалости Татьяна.

— Сапоги жалко. Классный хром был, сейчас такого не найдешь, — сокрушался Леонид.

— А ног тебе не жалко, Леничка? Ну что, режем или как? — не отступала Татьяна.

— Режем! Тащи, что там у тебя есть, — сдался Леонид.

— Один момент! Тоня держи его, чтобы не сбежал! — на ходу бросила Татьяна и шмыгнула в барак.

Антонина провела рукой по сапогу, они были изготовлены из отменного хрома, и признала:

— Да, хороший хром, жалко будет резать?

— А то! Я в них не меньше тысячи километров протопал. От самой границы шел, — с грустью произнес Леонид.

— Так ты что, с первого дня на войне?! — поразилась Татьяна.

— Да. И представляешь, ни одной царапины.

— Ну ты, Леня, точно заговоренный.

— Надеюсь, и дальше повезет.

— Повезет! Повезет, Леничка! У меня рука легкая. Чик, и от твоей ножки только ноготки останутся, — стращала Татьяна и, грозно пощелкивая ножницами, нависла над правой ногой Леонида.

Одним ловким движением она вспорола голенище сапога и ахнула. Ахнула и Антонина. На пол повалились клубки вшей, обрывки истлевшей портянки, под ними обнажилась покрытая синюшными пятнам икра.

«…глянув на мои ноги, присутствующие ахнули. Те места ног, что закрывали голенища, были полны вшей. Меня спросили, когда я в последний раз мылся. Ну купался-то я часто — и во многих встречных речках, и даже в Керченском проливе. А вот мыться-то мне довелось давно, с полгода назад, в устроенной из подручных средств полевой бане <…>

В качестве мочалки использовали пучок соломы. С шутками и прибаутками, чтобы я не очень смущался, их ловкие натруженные руки быстро сделали свое дело, и я — забытое ощущение — вновь почувствовал себя человеком.

Удивительно, но о необычном и в какой-то степени пикантном случае я напрочь забыл, и напомнила мне о моем вынужденном купании в тот весенний день (2003 г. — Прим. авт.) на нашей недавней встрече Тоня Хрипливая (по мужу Буяновская) — в те далекие годы секретарь отдела. Сидя за столом, она со смехом, очень картинно и с хорошим юмором вспоминала обстоятельства забытой мною помывки. Напомнила она и о том, что девчонки порой отпускали в мой адрес:

— Ну, Леня, теперь ты наш! Пойдем с нами купаться…»[24].

В те майские дни 1942 года Леонид Георгиевич, Антонина Григорьева и их коллеги по службе в Особом отделе жили уже позабытыми радостями почти мирной жизни: мылись в бане, меняли белье, кушали три раза в день, смотрели художественные фильмы. Они верили, что колоссальные потери, понесенные в Крыму, были не напрасны, и думали, что керченско-феодоссийский десант служил отвлекающим маневром в стратегическом замысле Ставки ВГК на 1942 год. Они надеялись, что в далекой Москве в глубокой тайне лучшими военными умами разработан план генерального наступления советских войск, который должен был обеспечить коренной перелом в войне. Подтверждение тому Леонид, Антонина и Татьяна находили в повседневной деятельности войск Юго-Западного и Южного фронтов. В их расположение из глубокого тыла по ночам эшелон за эшелоном поставлялась новая боевая техника и прибывало свежее пополнение. Они скрытно занимали исходные позиции и готовились к предстоящему наступлению. Мощь и успехи Красной армии, одержанные под Москвой в декабре 1941 года, не оставляли у Леонида, Татьяны, Антонины и их сослуживцев сомнений в успехе предстоящей операции.

В ее положительном исходе было уверено и командование Южного направления в лице маршала Семена Тимошенко и члена Военного совета генерала Никиты Хрущева. Яркая звезда триумфатора зимнего успеха под Москвой — Георгия Жукова, взошедшая на унылом в то время советском военном небосклоне, вскружила голову престарелому маршалу, больше известному своими успехами в кабинетных баталиях, чем в чистом поле. В марте 1942 года Тимошенко обратился в Ставку ВГК с предложением о проведении операции по разгрому группировки противника на левом фланге советского-германского фронта с последующим выходом частей Красной армии на линию: Гомель-Киев-Черкассы-Николаев.

Оно было рассмотрено в Генштабе и не нашло поддержки по причине отсутствия необходимых резервов. Несмотря на это, Тимошенко продолжал настаивать на своем, и перед его аргументами, а скорее прошлым авторитетом, не устояли как Генштаб, так и сам Верховный Главнокомандующий — Сталин. Взвесив все «за» и «против», они, как им казалось, приняли «соломоново решение» — ограничиться операцией по освобождению Харькова.

С того дня в обстановке строжайшей секретности в штабах Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов приступили к разработке детального плана наступления. Им предусматривалось нанесение двух сходящихся ударов; одного — из района Волчанска, другого — из Барвенковского выступа, далеко вклинившегося в оборону немцев, в общем направлении на Харьков. И если со своими силами и резервами Тимошенко было все более или менее понятно, то в отношении противной стороны — вермахта, румынских и венгерских войск у него и Хрущева отсутствовала ясность. Поэтому они требовали от начальника военной разведки исчерпывающей информации о противнике. Он, выполняя приказ, не считался с потерями и посылал одну за другой разведывательные группы за линию фронта. Многие из них не вернулись обратно, но даже те отрывочные сведения, что добыли разведчики, должны были насторожить Тимошенко и Хрущева. Они же пренебрегли ими; грядущая слава кружила им головы, они продолжали отстаивать свою позицию и направляли в Москву бодрые доклады об успешной подготовке Харьковской наступательной операции.

Их оптимизм не разделяли в Особом отделе Юго-Западного фронта, и для этого у его начальника — старшего майора госбезопасности Николая Селивановского имелись серьезные основания. От зафронтовых агентов, в