у меня создание школы артефакторов, у меня наверняка появятся свои заботы, когда получим казённый заказ на винтовки, да мало ли что ещё найдётся… Но не выполнить царскую волю, пусть и выраженную пока что в виде даже не просьбы, а просто вопроса, это вовсе не то, на что я готов пойти, в здравом-то уме и твёрдой памяти. И раз уж я не мог отказаться от царского предложения, тут и собственный мой интерес мгновенно проявился — во-первых, Ташлину я знал лично, пусть и было наше знакомство недолгим и поверхностным, во-вторых, мне нужны хорошие отношения с генералом Бервальдом, в-третьих, это же просто прямой вызов моим способностям! Но сложностей я тут видел немало, и прекрасно понимал, что на самом деле их окажется даже ещё больше.

— Видишь ли, Леонид, прежде твоего отрицательного ответа на вопрос, знаешь ли ты, как работает губной сыск, я тебе скажу, что сам я это знаю, — несколько витиевато начал я, но царевич, судя по короткому смешку, меня понял. — Как только они найдут мёртвое тело Ташлиной, дело о её розыске сразу же станет делом об убийстве. И за мужа Ташлиной они так или иначе возьмутся.

— Мёртвое тело? — встрепенулся царевич. — Почему ты считаешь, что они найдут именно тело?

— Потому что скорее всего так оно и будет, — свои слова я сопроводил вздохом сожаления. На самом-то деле никакого «скорее всего» я тут для себя не видел и в смерти Ташлиной был просто уверен. Даже молчавшее на сей счёт предвидение ничего в этой моей уверенности не меняло. И да, я и вправду о её смерти сожалел.

— Боюсь, тут ты прав, — помрачнел Леонид.

— Если же Ташлину найдут живою, — такую возможность я тоже решил рассмотреть, хоть и совсем в неё не верил, — дальнейший розыск будет зависеть от того, по своей ли воле она скрывалась или же её удерживали вдали от дома насильственно. В первом случае губные опять-таки возьмутся за мужа, выясняя, что такого он делал, что законная супруга от него бежала, но и во втором причастность мужа к похищению Ташлиной будут проверять с особым тщанием. Исключением тут может быть то лишь, если Ташлина сбежала от мужа с любовником.

— Почему ты так уверен, что губные возьмутся за Ташлина? — спросил царевич.

— Потому что при любом злоумышлении против замужней женщины муж попадает под подозрение первым и выходит из-под него последним, — для меня это было очевидным, а вот для Леонида, похоже, нет. — Но дело тут даже в не в том.

— А в чём же? — не понял царевич.

— А в том, что никакого разделения на розыск Ташлиной и сыск в отношении её мужа у губных не будет, — пояснил я. — И если государю угодно, чтобы я занялся именно и только Ташлиным, то и в этом случае мне придётся топтаться на одном поле с губными. А они чужих в своём огороде не любят.

— Но в Усть-Невском ты, как сам говоришь, топтался в их огороде? — удивился царевич. — Да и в прошлом году у тебя что-то подобное было…

— Напомни, по чьему поручению я был приписан к военному отделу Палаты государева надзора, — усмехнулся я. — И в Усть-Невском я действовал по открытому листу, так что губным ничего и не оставалось, как меня принять. А что в прошлом году было, так в Елоховской губной управе я старшего пристава Шаболдина чуть не с детства знаю.

— Ташлину и боярину Висловатову будет указано на твои вопросы отвечать и препятствий тебе не чинить, — пообещал Леонид, не иначе как от государева имени. Ну а кто бы ещё мог дать такие указания?

— И боярину Висловатову, значит, тоже? — я снова усмехнулся. — То есть государю угодно, чтобы я не только в семейных делах Ташлина порылся, но и в служебных?

Царевич Леонид кивнул, подтверждая мою догадку. Вот, стало быть, как… Царь согласился с Висловатовым не пускать губных в Палату государева двора и тут же решил запустить туда своего личного доглядчика. Да, обычный для государя Фёдора Васильевича образ действий — даст не по делу высунуться, тут же по высунутой башке и стукнет. Что с выборами дяди так было, что со шведами… Впрочем, а что я тут могу потерять? Да ничего, собственно. Палата государева двора мне никоим образом не указ, если меня там и невзлюбят, я такое переживу без особых затруднений. Как ко мне будет относиться приказной советник Ташлин, на то вообще можно и не смотреть. А приобрести могу многое, царская благодарность никогда лишней не будет. Но, разумеется, это в том лишь случае, если я до истины докопаюсь. Если же нет, последствия лучше себе и не представлять. Но я же докопаюсь, да? Я же обязательно докопаюсь!

— Так ты возьмёшься? — напомнил о себе Леонид, выводя меня из задумчивости.

— Возьмусь, — решительно ответил я. — Но не прежде, чем губные найдут Ташлину.

— Вот! — обрадовался царевич. — Брат мне так и предсказал, что ты возьмёшься, но подождёшь, пока Ташлину найдут!

Да кто бы сомневался… Царь в людях разбирается, это я себе уже давно уяснил.

— Только вот ещё что, — я решил уточнить задачу. — Раз уж государь желает, чтобы дела Ташлина прояснял я, то губных, как я понимаю, до него самого и до Палаты государева двора допускать не особо и будут?

— Получается так, — не особо уверенно ответил царевич.

— А вот мне доступ к тому, что нароют губные, понадобится, — принялся я выторговывать себе, как сказали бы в прошлой моей жизни, режим наибольшего благоприятствования. — И главное, чтобы как Ташлину отыщут, сразу чтобы мне сообщили. Да и потом пусть новостями со мною делятся.

— О том у нас с братом разговора не было, — Леонид слегка растерялся. Ну да, он себе работу губных и правда не сильно хорошо представляет, а государю, должно быть, недосуг было уточнять все подробности. Что ж, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Раз уж я прямо сейчас обратил внимание на отсутствие тех самых подробностей, прямо сейчас следует и приложить усилия к их прояснению.

— Ты вот ещё о чём у государя узнай, — откладывать оное прояснение я не стал. — Может так получиться, что я раньше губных смогу узнать что-то такое, что может оказаться для розыска важным.