Митревна запыхалась, все-таки старенькая была – присела на лавочку, поснимала и уложила рядышком свои платочки.

– Вот Максимыч, он травку понимает. Он ее бережно берет. И знает, как пользовать ею.

– Он ведьма или колдун? – уточнил Алешка.

– Ну ты, президент, даешь! – ахнула Митревна. – А то не знаешь! Он настоящий волшебник. Его главное волшебство – людям добро делать. А что там слава у него – будто летать может, скрозь стены ходит, скрозь крыши видит, – это все люди придумали. Сами чудеса делать разучились, так хошь на чужие чудеса хотят порадоваться.

– Да мы же видели его чудеса! – воскликнул Алешка. – А еще нам майор Шишкин говорил, что Максимыч может будущее угадать.

– Это верно. – Митревна начала укладывать на голову платочки. – Это он может. Завсегда знает, когда у него в подвале хлеб или сахар кончится, когда в лавку за чаем идти.

Непростая бабуля Митревна, хитрая бабуля.

Мы проводили ее до дома и тоже пошли домой.

– Вот увидишь, Дим, очень здорово кое-кто клюнет на «скрозь стены ходит и скрозь крыши видит».

Я даже от него немного отстранился. В Чайнике еще не сидел, а некоторые помидоры у него уже летают.

И кое-кто уже клюнул...

Наш папа заметно повеселел. Мы сразу же на это обратили внимание, и Алешка сказал мне:

– Дим, значит, он нашел надежного Штирлица, чтобы заслать его к этим подпольным гадам.

– Почему подпольным? – удивился я.

– Ну... Раз они собираются ограбить банк, то будут рыть подземный ход. Они же, Дим, не будут его штурмовать, так?

– Откуда я знаю?

И Алешка вдруг сердито спросил:

– А я откуда знаю? Думать надо.

А вот думать мне совсем не хотелось. Я весь учебный год думал. А сейчас я хотел отдыхать по полной программе, а не строить вместе со Штирлицем всякие подпольные планы. Или подземные, кто его знает...

Но мне все-таки стало интересно, откуда Алешка сделал этот вывод про подземный ход.

– Сам догадайся, – поддразнил меня младший братец. – А я тебе подсказку дам. Вспомни, о чем папа недавно по телефону с майором Шишкиным говорил?

Ни фига! – «вспомни». Папа о чем только с ним не говорил. Даже о погоде. И о зарплате. И о стареньком «уазике». Которого майор Шишкин нежно и с любовью называл «козликом».

– Холодно, Дим. А вот горячо: папа сказал, что недаром возле здания банка началось какое-то строительство. И оно идет очень медленно. Только-только котлован вырыли.

– А! – догадался я. – Теперь все ясно! В этом котловане будет прятаться папин Штирлиц и следить за банком.

Алешка страшно удивился. Наверное, моей сообразительности. Он даже ничего не сказал. Видимо, не хватило ему слов, чтобы высказать свое восхищение. Он только похлопал ресницами.

Мы пошли в буфет, взяли по стакану сметаны и по булочке. И еще Алешке три стакана чая. Сметана была такая густая, что ее приходилось жевать, как хлеб. А булочки такие мягкие, что их и жевать не надо было.

Тетя Нюта жалостно посетовала, что Алешка мало прибавил в весе.

– Чаю много пьешь, – заметила она. – С водой из тебя вся калория уходит.

– Удочки берем? – спросил я Алешку, когда он допил чай. – С лодки половим.

– Лучше фонарик возьмем. У папы в тумбочке.

– Зачем? – Я очень удивился, не зная такого способа рыбной ловли.

Алешка ответил исчерпывающе:

– Пригодится.

Дядя Сеня отпер нам лодку, принес из сарайчика весла.

– Токо осторожно, – предупредил он. – На воде не баловаться.

– Мы на воде не балуемся, – успокоил его Алешка. – Мы токо на суше хулиганим.

– Ловок! – засмеялся дядя Сеня. – Тогда отчаливай поскорей. А вон там, за излучиной, омуток есть. Голавь там хороший может брать. А где ж ваши удочки?

– А мы фонариком ловить будем, – ответил Алешка.

– Ловок! – опять засмеялся дядя Сеня. – У тебя получится.

Мы отчалили и тихо поплыли вниз по течению. Для того, кто этого не знает, скажу: самое большое удовольствие на свете плыть по течению чистой, узенькой реки, у которой один берег весь в зелени, а другой – весь в песке. И за каждым поворотом ожидает и открывается что-нибудь новенькое. То кривая прибрежная коряга, с которой вдруг разом плюхаются разомлевшие на солнце лягушки; то крутой глинистый берег, весь в дырках ласточкиных гнезд; то с заполошным кряком побежит по воде и тяжело поднимется в воздух напуганная дикая утка. То повиснет прямо над лодкой лупоглазая стрекоза, похожая на крохотный вертолет. То яростно плеснет большая рыба в охоте за маленькой. То встретится на пути тихий омут, в котором водятся либо черти и водяные, либо крупный голавь...

Я направил было лодку к берегу, но Алешка почему-то сказал:

– Подальше, Дим, вон к тому дереву в виде березы.

Я послушно погнал лодку к старой ветле в виде березы. И увидел возле нее хорошо протоптанную в высокой траве тропинку.

– Высаживаемся, – сказал Алешка. – Идем на разведку.

– Куда?

– На Кудыкину гору. Найдем пещеру, залезем в Чайник и станем вроде Макса помидорами кидаться. В нехороших людей.

Вообще-то мне и самому были интересны и эта гора, и пещеры в ней. Я бы с удовольствием там полазил. Не то что по каким-нибудь подвалам с крысами.

Мы привязали лодку к дереву и стали взбираться вверх по тропинке. Трава здесь была густая и высокая: мне по плечи, Алешке с головой. Но вот мы выбрались к подножию горы и остановились. Картина нам открылась очень красивая. Гора была не очень большая, но вся покрыта разными цветущими травами. И в горячем воздухе стоял такой густой аромат, что даже голова кружилась. И над всем этим цветочным ковром раздавался плотный гул от работающих шмелей и пчел.

– Здорово здесь будет, – пробормотал Алешка, – когда изроют всю землю и настроят дома.

Это он прав, даже как-то больно стало за эту красоту. Тем более что ее уже так мало на Земле осталось.

Мы пошли дальше, тропинка постепенно разделялась, от нее ручейками разбегались тропки поменьше, и она стала совсем незаметной. И так же незаметно мы поднялись на вершину горы.

Отсюда здорово была видна синяя излучина реки и весь славный городок Липовск со всеми его липами, одной улицей и пятью переулками – торт на блюде. А вот входа в пещеру нигде не было. Мы, конечно, облазили все вокруг, насмотрелись на цветочки-василечки, нанюхались лютиков-ромашек, наслушались бубенчиков-колокольчиков, но вход в пещеру так и не нашли.

– А Максимыч не скажет, – вздохнул Алешка. – Больно ему надо.