И вот наконец заветный миг настал. Как только парад закончился, Мотя метнулась в комнату и вернулась, сияя от ожидания Глафириных восторгов.

– Глашенька моя родимая, поздравляю тебя с именинами, крестинами и днем нашего с тобой рождения! – торжественно произнесла Мотя, величаво вступив в кухню, и протянула свой подарок.

Она протягивала ей дивной красоты красную сумочку на длинной цепочке! Глафира ахнула – даже не потому, что сумка в самом деле была хороша, а от неожиданности! Кто угодно мог сделать такой подарок, только не Мотя! Новый платок, кошелечек или даже колечко! Все, что угодно, только не это!

Глафира была ошарашена и растрогана.

Выходит, ее Мотя еще и в моде разбирается!

Она тут же бросилась за своим подарком, ведь сегодняшний день они считали общим праздником.

Увидев Глашино подношение, Мотя сначала обомлела, а потом чуть не прослезилась. Вообще-то она ожидала новую сковороду, ковшик для кипячения молока – старый недавно по оплошности был сожжен – или ту самую чудо-мультиварку, о которой Глаша столько рассказывала.

Но затейница раскинула перед ней павлово-посадский платок. У Моти аж дыхание сперло. Он был столь дивной красоты, что ни в сказке сказать ни пером описать! Узоры и цветы! Лазоревые и алые по белому полю! И где только нашла такое чудо!

Мотя накинула подарок на плечи, Глаша повесила на плечо сумку. Они подошли к зеркалу и замерли, любуясь друг другом.

– Ну что, теперь на танцы? – спросила Мотя. – Женихов приманивать?

– А то! На таких красоток мигом сбегутся!

Они рассмеялись, потом крепко обнялись и поцеловались. Обе были довольны и считали, что праздник удался.

Однако в этот раз все только начиналось.

Когда разомлевшие от выпитого чая и съеденных пирогов красотки уселись на диван смотреть праздничный концерт из Кремлевского дворца съездов, в дверь позвонили. Они вздрогнули и переглянулись.

Мотя решила, что явилась Надя Губочкина, которой она вчера пообещала закваски для домашнего кефира, а Глафира с замиранием сердца вдруг подумала, что это Шведов откуда-то узнал про именины и зашел поздравить.

Обе ошиблись.

Когда они распахнули дверь, за ней обнаружился огромный плюшевый Микки-Маус с пучком шариков в руках.

– Святый Боже, спаси и помилуй, – прошептала Мотя, отступая в коридор.

– Привет! Я – ваш аниматор! – объявил Маус.

– Здравствуйте! Мы вообще-то не заказывали, – растерянно сказала Глафира.

– Какой еще авиатор? – спросила Мотя за спиной. – Мы никуда не летим.

– Как это не летите!!! Вы просто не в курсе!!! У одной из вас сегодня именины!!! Мне сказали, что девушка Глафира отмечает день рождения!!! Именно ее я приглашаю в полет мечты!!! Воздушный шар ждет вас!!!

От вскриков Микки-Мауса женщины несколько ошалели, и плюшевый аниматор этим немедленно воспользовался.

Не успели они и глазом моргнуть, как Мотя оказалась запиханной в глубь коридора, а Глафира, не успев даже прихватить плащ, вытащена из дома и усажена в какую-то цветастую таратайку, запряженную двумя лошадьми.

Очнулась она, когда ее в самом деле затолкали в корзину огромного воздушного шара, и аниматор кому-то скомандовал:

– Поехали!

Шар стал стремительно набирать высоту.

Все было действительно как в сказке! Огромный, как корабль, шар плыл над Петербургом, а Глафира, вцепившись обеими руками в борт корзины, смотрела на город с высоты. Почему-то ей было совершенно не холодно. Наверное, от нереальности происходящего.

Летели они довольно долго, а приземлились на большой поляне, в углу которой кто-то раскинул белый шатер.

Вот тут Глафира испугалась по-настоящему!

Перед шатром, явно по ее душу, стоял плешивый толстый дядька и приторно улыбался, разглядывая Глафиру, идущую на негнущихся коленях.

Судорожно соображая, что предпринять, она обернулась на шар, но оказалось, что его уже довольно далеко оттащили какие-то люди. Микки-Маус тоже исчез.

Еще чуть-чуть, и она бы запаниковала, но тут из шатра с ликующим криком выскочила Ирка и кинулась Глафире на шею.

– Я же говорила, что устрою грандиозный праздник! Ну как ты, Фирка? Опупела?

Глафира призналась, что опупела, и дала себя затянуть внутрь шатра, где стоял накрытый стол.

Плешивый толстяк вошел следом. Ирка представила:

– Знакомься. Это мой Тобик! Я все придумала, а он осуществил!

Она бросилась к дядьке и, ухватив его за щеки, потискала:

– Спонсор ты мой бриллиантовый!

Бриллиантовый Тобик ухмыльнулся и предложил сразу перейти к шампанскому.

Дальнейшее Глафира помнила смутно. От шампанского, а больше от нереальности всего происходящего она быстро захмелела, принялась есть все, что стояло на столе, и на манер Тобика приторно улыбаться, слушая, как они вдвоем с Иркой веселятся.

Домой ее, кажется, отвезли на машине.

А может, снова на таратайке.

Она не была уверена.

А вот сердитое лицо Моти почему-то запомнила отлично.

Завтра обзовет Глафиру плехой или волочайкой. И будет права. Улетела неведомо куда невесть с кем и пропадала до ночи! Прости, Мотенька, я не нарочно!

Утром она встала ни свет ни заря и в ожидании суровой взбучки приплелась в кухню.

Мотя уже заварила чай и налила ей самую большую кружку. Молча.

Глафира выпила ее почти залпом и посмотрела покаянно.

– Если хочешь ругаться – ругайся.

– Да чего ругаться-то. Я, что ли, колотовка какая?

– Я и сама знаю, что виновата.

– Да ни в чем ты не виновата.

Глафира не поверила свои ушам.

– Разве я не понимаю ничего? Молодая душа праздника требует. Что ж тут дурного! Не в монастыре, чай, живем.

– А чего ж ты злилась вчера?

– Да так, – загадочно ответила Мотя.

– Мотенька, ну скажи, пожалуйста! Я ведь изведусь вся.

Мотя кивком указала на подоконник. Глафира отодвинула занавеску.

Цветы. Не три и не пять, а целый букет дивных алых роз в большой вазе. Рядом – красивая коробочка. Конфеты, наверное.

– Откуда?

– От Сергея Ивановича. Битый час сидел. Все ждал тебя.

У Глафиры вдруг заныл зуб.

А безжалостная Мотя добавила:

– Правильный мужик. Не окаемок какой-нибудь. Не фуфлыга. Да и фофаном его не назовешь.

Глафира потрогала розы. Они нежно дрогнули в ответ. «Упустила ты, Глафира, свое счастье. А оно ждало тебя прямо тут».