— Или освистать, — заметил Десмонд, бросив взгляд на часы. — Еще только десять. Еще два часа мучительного ожидания.

Он вскочил с места и стал бродить по комнате, разглядывая книги на полках. И вот на нижней полке, отведенной под издания меньшего формата и более личного характера, он вдруг увидел зеленую книжечку, озаглавленную «Геральдика Ирландии». Десмонд взял книгу, открыл и стал перелистывать, пока не дошел до форзаца, а там, под хорошо знакомым экслибрисом своего отца, увидел сделанную чернилами — теперь уже выцветшими — надпись:

«Моей драгоценной Маргарите в знак нежнейшей привязанности и глубочайшего уважения.

Дермот Фицджеральд».

Десмонд застыл, не в силах пошевелиться. Его вдруг захлестнула волна чувств: внезапного озарения и запоздалого понимания. Теперь он понял причины доброты, щедро расточаемой ему в этом доме. А еще он заметил, что книгу много раз перечитывали. Он осторожно поставил томик на место — так, чтобы от других книг его отделяла какая-то доля дюйма, — и направился к двери.

— Идешь переодеваться? — поинтересовался отец Петит.

— Да, уже пора.

Десмонд медленно поднялся по лестнице. Открыл дверь в свою комнату, но вдруг заметил идущую ему навстречу маркизу, которая выглядела посвежевшей, отдохнувшей и очень элегантной в костюме из темного итальянского шелка.

— Добрый день, мой дорогой Десмонд.

Он не ответил, а молча взял ее руку и, глядя ей прямо в глаза, стал нежно целовать пальчик за пальчиком. Десмонд был мастер на глупые выходки, и объектам этих выходок они, похоже, даже нравились.

— Ты вгоняешь меня в краску. Хорошо, что на мне толстый слой румян, — улыбнулась маркиза. — Что ты делал сегодня утром?

— Читал, мадам. Чрезвычайно интересную книгу по геральдике. Мне было приятно обнаружить, что и мы, Фицджеральды, там упомянуты.

Интересно, поняла ли она? Уже потом, ближе к вечеру, он обнаружил, что книгу переставили на другое место, повыше. Но сейчас маркиза все с той же улыбкой несколько поспешно произнесла:

— А теперь иди и готовься к бою.

Оставшись один, Десмонд помылся, побрился тщательнее обычного, причесался и надел новую одежду. Рубашка была белоснежной, а прекрасно скроенный костюм практически ничего не весил. А ботинки, ботинки… Сшитые из мягчайшей кожи, они сидели на ноге, точно перчатка, и совсем не жали, как обычно бывает, когда надеваешь новую обувь. Да, лучшее — оно лучшее и есть, подумалось Десмонду, хотя — вот жалость! — и стоит недешево.

К сожалению, маленькое зеркало не позволяло ему рассмотреть себя целиком, и он проворно сбежал вниз по ступенькам, надеясь, что выглядит отлично. Маркиза с отцом Петитом уже нетерпеливо прохаживались по холлу, ожидая его появления. При виде Десмонда они застыли на месте, впрочем, как и он сам.

— Десмонд, глазам не могу поверить! Неужто это ты?! — охнул отец Петит.

Маркиза, которая не произнесла ни слова, критически оглядела Десмонда со всех сторон.

— Неужели одежда способна так изменить человека? — удивился Десмонд.

— Дорогой отец Десмонд, — улыбнулась маркиза. — Только представьте себе, как бы выглядела я в заплатанной юбке и платке как у прачки? В любом случае я довольна, очень-очень довольна тобой. Я не сомневалась, что Карачини не подведет. Само совершенство — тут уж ни прибавить, ни убавить! А теперь я хочу предложить вам немного перекусить. — И когда все расселись за полупустым обеденным столом, маркиза поинтересовалась: — Надеюсь, вы хорошо позавтракали?

— Весьма, — выдавил из себя отец Петит.

— Это был лучший завтрак со времен моего детства на ферме!

— Десмонд, ведь ты ни разу в жизни не был на ферме!

— Конечно, нет, мадам, но мне так хотелось сгустить краски.

— Ну ладно, хотя в любом случае сейчас на многое не рассчитывай. Тебе нельзя наедаться, так как переедание плохо скажется на голосе.

Им подали бульон с плавающим в нем сырым яйцом, а затем тонкие ломтики ананаса в фруктовом сиропе.

— Это поможет прочистить горло, — заметила маркиза и, озабоченно взглянув на часы, добавила: — У нас почти не остается времени выпить кофе. Досадно, но они там у себя в филармонии блюдут официоз, так что опаздывать нельзя.

Наспех глотнув крепкого черного кофе, буквально через минуту все уже сидели в закрытой машине, которая везла их в сторону расположенного в конце виа ди Пьетра концертного зала, где перед турникетами уже скопились толпы народу.

— Мы пройдем через служебный вход. Не удивляйтесь, там все такое чопорное и старомодное, — отрывисто сказала маркиза, прокладывая дорогу к узкой боковой двери.

Здесь тоже толпился народ, однако после предъявления пропуска Десмонда маркизу и ее спутников незамедлительно впустили внутрь. Их препроводили сначала в служебное помещение, а затем — в зрительный зал, где Десмонд с отцом Петитом заняли места в первом ряду, предназначенном для участников конкурса. Маркиза села во втором ряду сразу за ними, там, где кресла были отгорожены от зрительного зала.

Зал уже был наполовину заполнен, а публика все продолжала прибывать. На сцене на бархатной подставке красовался приз — Золотой патир, — и по мере того как конкурсанты — молодые священники самых разных габаритов — нервно занимали свои места, напряжение росло.

— Какое утомительное ожидание. Наверное, все эти приготовления тебя вконец измотали? — спросил отец Петит, беспокойно ерзавший на сиденье.

— Да, — признался Десмонд. — Пожалуй, я закрою глаза. Растолкайте меня, когда начнется.

Минут двадцать Десмонд сидел с закрытыми глазами, демонстративно не обращая внимания на толчею и суету кругом, пока энергичный шлепок по плечу не вернул его к действительности. Открыв глаза, Десмонд обнаружил, что конкурсанты уже выстроились в ряд, судьи заняли места за бархатным шнуром в левой части сцены, в то время как в глубине сцены вокальный квартет в сопровождении струнного оркестра приготовился открыть церемонию исполнением «Veni Creator Spiritus». Постепенно все присутствующие — конкурсанты, пианист, зрители и даже судьи — присоединились к исполнению этого прекрасного гимна, — и волны сладкозвучной музыки наполнили зал.

После этого вперед вышел секретарь Итальянского общества любителей музыки и кратко обрисовал основную задачу конкурса: всемерно поддерживать и повышать интерес европейских стран к церковному песнопению, сохранять древнюю традицию самого прекрасного обращения к Господу, ибо традиции этой в настоящее время, увы, угрожают суета и спешка, характерные для нашего времени, более того, ею готовы пожертвовать ради неуклонного сокращения продолжительности церковной службы. Он особо поблагодарил членов Римской курии и, в частности, его преосвященство кардинала Граца за согласие войти в состав жюри, дабы способствовать более справедливому и беспристрастному судейству. Затем секретарь многозначительно обвел глазами переполненный балкон первого яруса и нижайше попросил тех, кто пробрался сюда тайком, поддержать своего кандидата, избегать любых манифестаций, так как в любом случае восторжествует справедливость. И наконец объявил о начале конкурса.