– Разумное замечание. И какой храм бы вы порекомендовали, дабы нас не упрекнули в пристрастии к определенному ордену?

– Безусловно собор Святой Инстанции. Ее здесь почитают все, независимо от принадлежности к тому или иному братству...

После чего Фердикрюгер откланялся и ушел, а Гверн спросил:

– Как думаешь, он говорит правду?

– А с чего ему врать?

– Может, он хочет натравить нас на герцога.

– Ты противоречишь сам себе. С какой стати ему натравливать нас на Такова-Селяви, если герцог не пытался его устранить?

– А с какой стати герцогу убивать банкира? Фердикрюгер – не его кредитор, если не врет опять-таки.

– Причины могут быть разные. Возможно, что герцог проведал о связях банкира с епископом Сомелье. Наверняка у него есть свои шпионы... вот этот Кор де Балет, например. Но мне это кажется слишком простым. Помнишь, наутро после нашего приезда Фердикрюгер рассказывал, что герцоги Такова-Селяви пользуются его услугами, чтоб получать Денежные переводы из-за границы.

– Помню, тогда еще говорилось, что невозможно отследить происхождение этих денег.

– А может, возможно. Только Фердикрюгер этого еще не понял. А герцог решил подстраховаться.

– Уволь меня от сложностей с деньгами. Я в этом мало что понимаю. Это ты в банке работала.

– Опять двадцать пять. Я в охране работала, непосредственно с финансовой магией связана не была. И все же... Предположим, Фердикрюгер знает что-то важное, причем он даже не знает, что он знает.

– И что теперь – следить за Фердикрюгером?

– Нет. За герцогом. Все равно не миновать нам этого праздника. А пока что следует внять совету банкира и посетить службу в соборе Святой Инстанции.

– Твои наряды еще не дошили.

– Надеюсь, синий сарафан сойдет для посещения службы. Это такая универсальная форма одежды... Между прочим, тебе для визита в Тур-де-Форс тоже надо обзавестись обновами.

Гверн застонал.

– Мы все больше перенимаем шерамурский стиль поведения.

– Ничего не поделаешь. Гламур действует... – я вспомнила слова горничной.

Кстати, когда я упомянула о предполагаемом походе в собор, Сорти принялась умолять, чтоб я взяла ее с собой. Иначе, мол, меня осудят.

– Благородная дама не ходит к службе без сопровождения служанки. То есть благородная дама вообще не ходит, она ездит, либо ее носят в носилках...

– Носилки – это ни к чему. Верхом поеду.

– Вот. Вашего супруга будет сопровождать Смак, наш конюх, а вас – я. Не беспокойтесь, госпожа, я не стесню вас во время службы, постою в боковом приделе, как подобает...

«Что-то все мне дают советы в последнее время, – подумала я. – Монбижу, Фердикрюгер, крошка Сорти. Шерамур впору называть не родиной любви и красоты, а страной советов». Но я вынуждена была признать правоту служанки.

И на следующий день мы отправились в собор – в соответствии с шерамурскими требованиями.

Собор Святой Инстанции являл собою зрелище не для слабонервных. Ибо строился он в прежние века, когда считалось, что чем больше очертания соборных башен напоминают обглоданный рыбий скелет, тем лучше. Мы проезжали мимо собора в ночь прибытия, но тогда было темно, да и события отвлекли от лицезрения острых шпилей, пронзавших небо над Мове-сюр-Орер.

Людей к службе собралось в изрядном количестве, причем из всех сословий. Никто не хотел проявлять неблагонадежности в глазах Благого Сыска. Однако дело было не только в этом. И не только в благочестии. Кавалеры и дамы являлись в храм, дабы обменяться любовными посланиями, обсудить свежие сплетни, и заодно продемонстрировать – да, да, да! – свои наряды, пусть не такие пышные и броские, как на балах и пирах, но не менее дорогие. К счастью, наших поволчанских одеяний в соборе не видывали, и оттого не могли упрекнуть, что мы показываемся в людном месте в нарядах, уже надеванных.

Но благодаря этим нарядам здесь быстро догадались, кто мы. Когда мы спешились, на ступенях соборах никто не попытался нас опередить. Ибо кто выше титулом и званием, тот идет первым, независимо от наличия свиты. Этикет, знаете ли. Мне эти правила вбивали в голову в детстве, когда отец был жив и царствовал. Помню, мне рассказывали, что однажды разразилась кровопролитная война, закончившаяся гибелью пары династий и полными развалом государств, из-за того, что две королевы не могли определить, кто из них королевистее и кому из них первой войти в храм. Тот же этикет определял длину шлейфов и дамских платьев, высоту шляп, цвет одежды и количество украшений. Но тут я могла сослаться на то, что я, мол, из Поволчья, и мы таких тонкостей не ведаем (на самом деле при царском дворе в Волкодавле правила этикета не менее свирепы, и тамошним боярам есть чему поучить шерамурских дворян).

Смак остался у церкви с лошадьми, а крошка Сорти, как обещала, отошла в боковой придел, едва мы переступили порог собора. Но к нам тут же подбежал храмовый служитель, предложивший проводить меня к почетным сиденьям для дам, ибо в шерамурских соборах мужчины сидели отдельно, а женщины отдельно. А простолюдины вообще стояли. Гверн отпустил меня, поскольку знал эти обычаи.

Служка, сопровождая меня, трещал без умолку, рассказывая про здешние красоты и достопримечательности. Несомненно, это входило в его обязанности. Изнутри собор действительно был красив и эффектен, росписи и статуи его принадлежали уже иной эпохе, чем башни и фасад. Яркие фрески в стиле мастеров Гран-Ботфорте изображали сцены из жития святой Инстанции и чудеса, творимые после ее кончины. «Святая Инстанция черпает из закромов родины», «Святая Инстанция и миллион алых роз», «Святая Инстанция расстреливает грешников». В последний раз я видела нечто подобное в храме Края Неминуемого и Окончательного, но там фрески были повреждены после катастрофы, постигшей святилище, эти же находились в целости и сохранности. Следуя проникшим из Гран-Ботфорте веяниям, персонажи росписей были одеты в соответствии с требованиями современной моды, и только на фреске «Расстрел грешников» святая Инстанция была облачена в платье старинного покроя, удивительным образом напоминавшее поволчанский сарафан. У этой фрески скопилось множество цветочных букетов, приносимых прихожанами в дар покровительнице Моветона. Цветы были самые разные – от тигровых лилий до скромных полевых ромашек. Не было только роз. На мой вопрос служка ответил, что, поскольку розы послужили орудием мученичества святой, они, хоть и являются ее атрибутом, в дар никогда не приносятся.

– Сейчас уже прежних строгостей нет, а раньше, ежели какая мирская особа на себя венок из роз нацепила, так извольте покаяние приносить, штраф платить, а то и на костер. Потому как нечего себе присваивать то, что святой принадлежит.

– Значит, теперь нравы смягчились?

– Смягчились, смягчились, светлая госпожа, даже слишком. Да вы и сами все узнаете из епископской проповеди – вы же ее послушать пришли?