В реальности получилось по-другому: мы расстались даже не попрощавшись! Просто однажды она исчезла, а позже мне сообщили, что за ней приехал молодой человек, ее родственник, и забрал ее в город.

Сбитая с толку, остаток дня я проходила как в тумане, а вечером, когда улеглась в постель, привычно засунула руку под прохладную подушку и нащупала там листочек бумаги. На нем был криво накорябан номер телефона, а под ним – имя: Аня Берс. И тогда я поняла, что мы обязательно встретимся вновь…

– Тебе не стыдно? – спросил я, глядя на белые штрихи дорожной разметки, сливающиеся в одну стремительно бегущую полосу.

Краем глаза я уловил, как она, сидя рядом, дернулась от этих слов, но промолчала, только вздохнула как-то прерывисто, как будто вот-вот разревется.

– Молчишь? Или, может быть, скажешь, что до сих пор меня не узнала, а?

Она не ответила, а полоса разметки побежала быстрее. Я перевел взгляд на спидометр: почти сто пятьдесят километров в час! Хоть мы и мчимся по трассе, а вокруг – ни души, все равно надо бы притормозить и успокоиться.

Моя пассажирка еле слышно хлюпнула носом, и я раздраженно ударил по тормозам. Машину начало заносить, но мне все-таки удалось справиться с управлением, и я более или менее удачно вырулил на обочину. Остановился, выпустил руль, отдышался. Потом повернулся к ней всем корпусом.

У меня руки чесались залепить ей пощечину, но, во-первых, я придерживаюсь принципа, что детей и женщин бить категорически нельзя, а во-вторых, у нее было сотрясение мозга, и я даже тряхнуть ее не смел, опасаясь, как бы ей не сделалось хуже.

– Я, конечно, понимаю твои чувства… – начал я, сдерживаясь изо всех сил, но вдруг сорвался и заорал: – Ты что, не могла позвонить нам из больницы?!

Она съежилась и вжала голову в плечи.

– Нечего тут жаться! Я хоть раз поднимал на тебя руку? Ни разу! И никогда не подниму! И плевать мне на то, что ты там себе навоображала! Я тебя три недели искал, весь город вверх дном перевернул! Мои друзья до сих пор тебя ищут, ты это понимаешь, а?

– А где мама? – вдруг спросила она. – Почему мама не приехала?

– Да потому что она с ума там сходит! Ревет целыми днями и пьет таблетки! У нее давление поднялось, ей теперь лежать надо! Я сказал ей, что сам тебя привезу!

– Мама болеет? – испуганно переспросила Аня.

– Да, болеет! А знаешь, кто в этом виноват? – И, обвиняюще ткнув в нее пальцем, я по-прежнему громко, но уже спокойнее произнес: – Ты!

– Я не хотела… – растерявшись, залепетала она. – Я не знала, что так получится… Я думала, мама хочет уехать с тобой и будет лучше, если я совсем исчезну… Навсегда.

– Ну и дура! – отрезал я.

Мне многое хотелось ей высказать, но почему-то показалось, что она все равно ничего не поймет. В Аниных глазах я – негодяй, который надругался над памятью ее распрекрасного, светлого и доброго покойного отца и соблазнил ее легкомысленную мать, которая, в свою очередь, спит и видит, как бы избавиться от ставшей обузой дочери и укатить с молодым мужем за границу. А несчастная дочка, видите ли, решила помочь этой мерзкой парочке осуществить их подлый замысел, и сама – слышите? – сама исчезла, чтобы не мешать их счастью! Приятно, наверное, считать себя героиней, кем-то вроде принцессы в изгнании, и плевать, что у матери совсем расшатаны нервы и больное сердце, что еще и года не прошло, как бедная женщина пережила смерть мужа, а теперь, когда мы встретили друг друга и ей снова захотелось стать счастливой, заявляется Аня, вся в белом, и обвиняет ее в предательстве, в легкомыслии, в разврате да еще и ставит ультиматумы: «Либо я, либо он».

А мне как быть? Стоять в стороне и ждать, пока она наиграется в Гамлета? Сначала она сбегает от меня среди ночи и попадает в беду, потом скрывается, не звонит, отмалчивается и не желает возвращаться домой, а завтра? Что придет ей в голову завтра? Наглотается таблеток? Выпрыгнет из окна? Внезапно мне ужасно захотелось задать ей этот вопрос, и я спросил:

– Что ты собираешься делать дальше?

– Не знаю… – дрожащим от слёз голоском прошептала она. И торопливо добавила: – Я больше не буду вас мучить! Я сделаю все, что скажет мама!

– Да хватит уже! Надоело! – разозлился я. – Что ты вечно строишь из себя несчастную жертву? Нравится себя жалеть? Трусишь? Лучше научись отвечать за свои поступки и думай головой, прежде чем решишь сбежать в следующий раз!

– Я больше не сбегу! – воскликнула Аня и расплакалась. – Я по вам очень скучала! – прорыдала она.

Я сначала не поверил своим ушам, а затем внимательно посмотрел на ее заплаканное лицо. И тут она вдруг бросилась мне на шею и заревела навзрыд, заливая слезами воротник моей куртки и прижимаясь мокрым лбом к моей шее. Некоторое время я сидел неподвижно, боясь вздохнуть, а потом расслабился и осторожно обнял ее дрожащими руками.

Мы отдыхали в этом чудесном европейском городке на берегу моря уже вторую неделю, когда папа предложил нам сходить на финальный матч заштатного теннисного турнира и принес билеты. Вообще-то я предпочитаю бейсбол, но теннис тоже ничего, особенно если играют знаменитости. Я спросил у папы имена игроков, и тут выяснилось, что матч – женский, причем финал разыграют две совсем молоденькие теннисистки шестнадцати-семнадцати лет, о которых «мир еще не услышал, но обязательно услышит в будущем», как говорилось в программке.

В общем, в воскресенье мы поехали в местный спортивный комплекс. Матч проводился на грунтовом корте, который в этот яркий солнечный денек казался не терракотовым, а темно-оранжевым, будто марокканский мандарин. Зрителей было совсем немного: небольшие уютные трибуны практически пустовали, а на лучших местах расположились фотографы со своей сложной аппаратурой. Мы тоже приготовили фотоаппарат, запаслись мороженым в буфете и приготовились ждать.

Матч начался вовремя, минута в минуту. Его участницы вразвалочку вышли на корт под мелодию популярного хита, звучавшего этим летом из каждой форточки. Под жиденькие аплодисменты немногочисленных зрителей девочки синхронно скинули с плеч тяжелые сумки с экипировкой, сняли одинаковые белые курточки, достали ракетки и начали неторопливо разминаться.

Одна из них – высокая, крупная, смуглая, в коротком красном платье, с большими черными глазами – сразу привлекла внимание публики. О ней говорили, что это будущая суперзвезда. Вторая на ее фоне смотрелась совсем невзрачно: худенькая девочка в маечке и шортах неопределенного цвета, на голове – кепочка, а из-под кепки черным канатом свисает толстая коса. Единственным ярким пятном во всем ее облике были малиновые кроссовки. Ракетка казалась непропорционально большой в ее худеньких ручках, и я почему-то сразу подумал, что она, скорее всего, проиграет своей более мощной и красивой сопернице.