— Что значит надобность, Грэйс? В любви не бывает надобности, как, во всяком случае, я представляю себе это чувство. Ты раньше, кажется, тоже думала так, как я.

— Мне не нужен муж. Мне не нужна семья. Я вполне самодостаточная личность.

— Ты что, стала вдруг феминисткой? Я понимаю людей, которым не нужен брак. Но ты отказываешься не от брака, ты заявляешь, что у тебя «нет надобности» в любви. Такого не может быть. И дело не в самодостаточности, а в чем-то другом. Не желание любить и быть любимым — ненормально. Ты ведь всегда говорила мне, что мое одиночество — отклонение от нормы. И я совершенно согласна с этим, и рада бы изменить, но не могу. Но ты всегда была сильной, ты всегда что-то искала. И вот — ты нашла Франческо. Что изменилось? Не верю, что он дурно обращался с тобой. Или, может, это так?

— Нет, Млисс. Он любит меня. Но мне нужно совсем другое.

— Что тебе нужно? Чтобы он ненавидел тебя? Или ты хочешь жить, как я, запершись на замок в одиноком доме, зарыв себя в груде никому не нужных бумаг? Это — предел твоих мечтаний?! — Голос Млисс сорвался на крик.

— Не кричи. — Грэйс устало посмотрела на сестру. — Ты ведь ничего не знаешь. Да я и не могу тебе рассказать. Поверь, не не хочу, а именно не могу. В моей жизни появился новый смысл. Нет, не одиночество. Я надеюсь наполнить ее любовью, только другой.

— Любовью к себе?

— Не надо иронизировать, Млисс. Я выбрала себе свою дорогу, так же как ты — свою. Я ведь никогда не осуждала тебя, так почему ты пытаешься давить на меня?

— Я объяснила тебе, почему я веду себя именно так, а не по-другому. Я детально рассказала тебе о своих переживаниях и страхах. Я сделала все, чтобы ты поняла меня. Я была откровенна. А ты — темнишь, пичкаешь меня общими фразами о новой жизни, и не говоришь ничего о том, в чем эта твоя жизнь будет заключаться. Ты даже не можешь сказать, что заставило тебя оставить Франческо. Разлюбила? Я не верю в это. За два месяца невозможно разлюбить. Значит, и не было никакой любви. А я отлично знаю, что она была. И есть сейчас, только ты пытаешься отрицать это. Я не знаю, что именно ты вбила себе в голову, но ты должна все мне объяснить.

— Я ничего тебе не должна, Млисс. Все, что я должна была, я уже сделала — воспитала тебя. Я взрослый человек и сама решу, как мне жить дальше.

— С тобой невозможно говорить — ты уходишь в себя, как улитка в раковину. Нет, ты ошибаешься. Ты должна мне, потому что я люблю тебя. Потому, что ты любишь меня. Должна как любимый и любящий человек — ведь это ты меня так воспитала. Я боюсь потерять тебя, страшно боюсь. Ты — все, что у меня есть. Именно поэтому я хочу вернуть себе прежнюю сестру. Добиться от нее объяснений, почему она в таком состоянии. Помочь ей. Это мой долг. А твой — облегчить эту задачу.

— Что ты выдумала? — Грэйс явно занервничала. — Я в нормальном состоянии. У меня все в порядке и мне не нужна помощь. Поверь, больше мне нечего сказать.

— Зачем ты сняла со счета такую сумму? Для чего тебе столько денег?

— Мне не стоило говорить тебе об этом. Не волнуйся — деньги в надежном месте. Я положила их в банк. Они нужны мне для новой жизни.

— Какой жизни? — Если это не закончится, у Млисс начнется нервный припадок. Уже битый час она занимается тем, что слушает сказки о новой жизни, только подробностей этой жизни так и не может узнать. — Какой жизни, Грэйс? Кто из нас сошел с ума: ты или я? Я ничего не могу понять из твоих слов.

Ты можешь рассказать подробнее о том, что собираешься делать?

— Нет.

Четкий и ясный ответ. Млисс охватило отчаянье — так не может продолжаться дальше. Общение с сестрой походило на попытку напиться из пустой бутылки: делаешь глоток, а во рту по-прежнему сухо. Млисс готова была биться головой о грязные стены квартиры Грэйс.

— Значит «нет» — это ответ на все мои вопросы?

— К сожалению, да, Млисс. Если бы я могла, я рассказала тебе больше.

— Почему ты не можешь? Кто или что заставляет тебя молчать?

— Млисс, я очень, очень люблю тебя. Но мне больше нечего тебе сказать.

— Намекаешь на то, что мне пора уходить?

— Да, Млисс.

Ровный пустой голос Грэйс заставил Мелиссу вздрогнуть. Нет, так просто сестра от нее не отделается. Мелисса открыла сумочку, пошарила в ней. Нашла когда-то вырванный из блокнота листок и черкнула: «Волтингтон. Лейвер-стрит». У нее такая память, на которую полагаться не стоит. Тем более, в те моменты, когда Млисс взволнована. Она опустила листок в карман светлого плаща и окинула сестру суровым взглядом.

— Грэйс, я заеду после завтра. Надеюсь, одного дня тебе хватит для того, чтобы найти нужные слова для объяснения со мной. И не сомневайся, в покое я тебя не оставлю.

Млисс развернулась и решительно вышла из комнаты.

Трэвор отпаивал кофе растянувшуюся на диване Млисс, которая переживала явно не лучшие минуты в своей жизни. Он пристально вглядывался в ее бледненькое личико, пытаясь угадать чувства, обуревавшие мятежную душу Млисс. Нелегкая, все-таки штука — жизнь. Уж он-то отлично это знает. Встретились два одиночества, горько усмехнулся про себя Трэвор. После того, что она вспомнила о себе, он проникся к ней глубоким сочувствием. Бедная девочка! А она так хотела, чтобы к ней вернулась память!

Правда, всего она так и не вспомнила: ее отнюдь не романтическое приключение в Италии оставалось загадкой. Млисс собирала свою жизнь, как мозаику, обрывки воспоминаний только начали составлять целостную картину. Трэвор взял кофе из рук Млисс и поставил чашку на пол возле дивана. Надо постараться помочь ей успокоится, да так, чтобы она не приняла эту помощь в штыки. Так, как в прошлый раз, после прочтения дневника. Какую политику ему выбрать? Едва ли роль дипломата окажется ему по плечу. Но, все-таки, стоит попробовать.

— Знаешь, Млисс, чего я не могу понять? На том клочке бумаги, который ты сунула в карман, уходя от сестры, было написано: «Волтингтон. Лейвер-стрит». Эту бумажку я нашел у тебя в кармане в Италии. Только к ней присоединилось слово «Амата». Можно было предположить, что это имя твоей сестры, но ведь ее зовут Грэйс. У твоей сестры не могло быть такого прозвища? Может, ты ее так называла?

— Вряд ли. Судя по всему, я называла ее Грэйс и никак иначе. Думаю, прозвище я бы вспомнила. К тому же Фрэнк сказал бы об этом, я ведь общалась при нем с сестрой.

— Может, «Амата» — вовсе не имя, а название? Но что может так называться? Какое-нибудь кафе или магазинчик в Волтингтоне? Все начинается в Италии и заканчивается в Волтингтоне. Как ты относишься к тому, чтобы сегодня отвлечься, провести время абсолютно бездумно и бессмысленно, а завтра поехать в Волтингтон? Попробовать найти квартирку, которую снимала твоя сестра.

— Может, будет лучше, если мы поедем сейчас, — вяло попыталась сопротивляться Млисс.

— Уже вечереет. Пока мы доберемся до Волтингтона, стемнеет окончательно. Но это не главное. Ты измотана, устала. Воспоминания выжали тебя, как тряпку. Тебе просто нужно отвлечься, абстрагироваться от всего этого на время. Я помогу тебе это сделать. А завтра с утра мы поедем в Волтингтон. Боюсь, что твою сестру мы вряд ли застанем. Судя по словам Франческо, она умудрилась сбежать и оттуда. Ты собиралась приехать к ней через день и, по всей видимости, там ее не застала. Вот тогда-то ты и рванула в Италию, чтобы во всем разобраться.