– Отличный коньяк, – отметила Нелидова, пригубив напиток, принесенный Мономахом в пузатом бокале и вертя в руках бутылку. Она немного подержала коньяк во рту, после чего проглотила и зажмурилась от удовольствия. – Подарок?

– Почему все считают, что врач не может сам себе купить бутылку? – спросил он.

– Да потому, что здесь все по-армянски написано, а что это означает?

– И что же?

– А то, что бутылка привозная. Значит, скорее всего, подарок.

– Ну, ты прям мисс Марпл!

– О, я еще не такое могу… Однако предпочитаю получать ответы на свои вопросы лично. Поэтому спрошу прямо: что связывает тебя с Ларисой Ковальчук? И не спрашивай, кто она такая!

– Зачем, ведь я отлично знаю, что Лариса – соцработник нашей больницы, – пожал плечами Мономах. – Я только не понимаю, почему она тебя заинтересовала?

– Послушай, Влад, я просто хочу понять, что между нами происходит, ясно? Поэтому просто ответь на вопрос: зачем ты приходил к ней в палату?

– Ты что, шпионишь за мной?

– Мне это не нужно! – фыркнула Анна. – Я же и.о. главного, забыл? В моем кабинете собирается вся информация по вверенному мне учреждению, включая слухи, сплетни и анекдоты. Так я повторяю вопрос: зачем ты приходил в палату к Ковальчук, ведь она не твоя пациентка, а Тактарова?

– А ты знаешь, как она там оказалась? – вместо ответа спросил Мономах.

– Это важно?

– Важно, потому что Лариса попала в больницу из-за меня.

– Как это – из-за тебя?

Мономах в двух словах рассказал Анне, что произошло.

– Поня-а-атно, – пробормотала она, болтая коньяк в бокале по часовой стрелке. – Только я не пойму, при чем здесь ты? Ковальчук выполняла свою работу…

– Ничего подобного! – перебил он. – Она не обязана навещать детей пациентов на дому, ее дело – заниматься теми, кто лежит в больнице!

– Вот, ты сам это сказал! – воскликнула Нелидова. – За каким чертом она потащилась в квартиру к неблагополучному семейству?

– Потому что об этом ее попросила мать, а я просил ей помогать.

– Знаешь, Влад, если каждый из нас начнет пациентов на дому навещать, то работа в больнице встанет! Ковальчук социальный работник, но социальный работник нашей больницы, понимаешь? Ее задача – позвонить куда следует или туда же направить нуждающегося больного. На этом – все! То, что она отправилась на квартиру – ее собственная инициатива. Кроме того, она сделала это в свободное время, не находясь на работе!

– А по-моему, она сделала именно то, что предполагает род ее деятельности, – возразил Мономах. – Большинство на ее месте, скорее всего, ограничились бы стенами больницы, но Лариса хороший человек, поэтому она попыталась помочь по-настоящему!

– И чем все закончилось? Я успела хорошо изучить тебя, Влад, и поняла, что ты любишь вмешиваться в дела, которые тебя не касаются. Ты не подумай, я это не в упрек говорю, но неужели ты не понимаешь, что создаешь проблемы и себе, и тем, кто тебя окружает? На что тебе сдалась эта, как ее…

– Карпенко.

– Да, Карпенко? Разве мало женщин, страдающих от домашнего насилия? А как насчет тех, кого лишают родительских прав, у кого отнимают детей? Неужели ты всерьез думаешь, что можешь исправить ситуацию в пределах отдельно взятой больницы?

Мономах открыл было рот, но Нелидова остановила его жестом.

– Вот если бы твоя… кстати, насколько я понимаю, Карпенко – пациентка Мейрояна, верно? Так вот, если бы Карпенко попала к тебе в результате избиения мужем, или бывшим мужем, не важно, тебе следовало позвонить в полицию. И все, Влад, все! Даже в таком случае ты не должен был бы решать ее проблемы, выяснять причины и тому подобное: ты – врач, твое дело – лечить людей, ставить их на ноги, и у тебя это здорово получается! Вот, ты вмешался, и что мы имеем в итоге? Покалеченного соцработника! А еще Тактаров – ну, какого лешего ты бродишь по больнице, выясняя, кто виноват в том, что у нас оказалась пациентка с неизвестным вирусом?

– И это успели доложить! – скривился Мономах.

– А как ты думал? – передернула плечами Анна. – Не каждый день врачи из твоего отделения посещают инфекционные палаты!

– В палате я, положим, не был…

– Еще не хватало – а если это заразно?!

– Пока больше никто не заболел. Если бы болезнь была заразной, пациентки в палате Протасенко тоже могли подхватить…

– Господи, ну почему ты такой любопытный, а? – вздохнула Нелидова, откидываясь на подушки.

– А почему ты не переживаешь? – парировал он. – Тебя это должно интересовать в первую очередь!

– А меня очень даже интересует, просто я предоставляю профессионалам заниматься своим делом, а не подталкивать их и не дышать в затылок! Думаешь, Олешину понравилось, что ты врываешься в отделение, сомневаешься в его квалификации и подсказываешь диагнозы?

– Олешин что, нажаловался на меня? – не поверил своим ушам Мономах.

– Да не жаловался он, просто ваш разговор слышали другие люди – они и разнесли весть по больнице. А еще приходила мать Протасенко и рассказала, что ты ее допрашивал насчет того, что принимала ее дочь. Зачем тебе это понадобилось?

– Понимаешь, картина заболевания какая-то смазанная, и я предположил, что это могло быть следствием приема препаратов, не назначенных лечащим врачом.

– Ну и что тебе удалось выяснить?

– Ты видела старшую Протасенко и должна знать, как тяжело с ней беседовать!

– И не говори – настоящая истеричка! Она на нервах из-за дочери, но все-таки надо понимать, что ты не на базаре, а в официальном учреждении… Так что она тебе сказала?

– Призналась, что дочь принимала окситоцин.

– Это же гормон…

– Ну да, тебе ли, гинекологу, не знать!

– Его еще называют «гормоном любви», – задумчиво пробормотала Нелидова, теребя острый подбородок. – Обычно его принимают для стимуляции родовой деятельности и выделения грудного молока.

– А также для снижения стресса, усиления сексуального возбуждения, снижения мочеотделения…

Но я считаю (хоть мамаша об этом и не упомянула), что Валерия делала аборт.

– Да, окситоцин принимают и в этом случае, по назначению врача, – согласилась Нелидова. – И ты прав: окситоцин действительно мог «смазать» анализы на гонорею и нивелировать действие антибиотиков, которые ей давали!

– Мне кажется, гонорея тут ни при чем: симптомы указывают на другое заболевание.

– Какое?

– Возможно, менингит. Тактаров ввел Олешина в заблуждение россказнями о роде занятий Протасенко, и тот решил, что она проститутка, а значит, гонорея или ВИЧ – самые подходящие диагнозы!