Но этот — не выпустит.

Прожжет своими глазами, всю душу наизнанку вывернет.

И, черт возьми, я начинаю дрожать всем телом, как только он обхватывает пальцами мои соски. Играет с ними, чуть сдавливает и отпускает, задевает самые вершинки ногтями, а меня снова и снова выкручивает всем телом, ток прошибает позвоночник до самой макушки.

Разум сопротивляется, но тело под его руками начинает жить своей, совершенно отдельной жизнью.

Все инстинкты вопят о том, как безумно этот человек опасен, особенно для меня, а тело снова и снова окатывает волнами жара.

Я будто лечу в пропасть и разлетаюсь по дороге на тысячи осколков.

Нарочито медленно, тягуче, он разводит в стороны мои бедра.

И мне бы бежать.

Но я уже попала в плен его полыхающих серебром глаз.

Уже под гипнозом. Уже замерла. Ни пошевелиться, ни выдохнуть не могу. И отвести взгляд нет никаких сил.

Он припечатывает. Полностью забирает в свою власть. От него невозможно оторваться.

Медленно, тягуче медленно поднимается по бедрам вверх руками.

Проводит пальцами между ног, как створки, раздвигая нижние губки.

И там уже так влажно и так жарко, что хочется сдвинуть ноги. Не показать Санникову, как он запредельно действует на меня!

— Моя, — хриплый голос утверждает, констатирует факт, подтверждая этим реакцию моего тела.

И тут же прижимает мои трепещущие влажные складочки. Резко, с силой, придавливая одновременно пульсирующий бугорок клитора.

И меня выгибает всем телом. Судорожно, рвано хватаю распахнутым ртом воздух.

А его губы начинают терзать мою грудь, буквально вгрызаясь в затвердевшие заостренные соски.

Я человек… Я женщина… Я не животное! — вопит разум, пытаясь остановить, пресечь эту ненормальную реакцию тела. Я не могу вот так сдаваться, стонать и всхлипывать под тем, кто несет в себе для меня опасность!

Но тело совсем не слушает его…

И то безумное пламя, которое разливается внизу живота, тянет, тягучей волной наполняет меня всю, заставляет самой жаждать этих прикосновений. Болезненно поддаваться навстречу его рукам, выгибаться под терзающим мои соски жадным ртом, что одновременно прикусывает и зализывает укус, ласкает, бросая меня из жара в ледяной холод…

И я стону, стону под его руками, всхлипывая, разрываясь от болезненной потребности получить разрядку… Иначе меня просто разорвет.

Но он отстраняется и меня будто обдает холодом, стоит перестать чувствовать его жаркое тело… Прикосновения… Разгоряченную кожу…

Солнечный свет резко бьет по глазам, когда резко их распахиваю, просыпаясь как от толчка.

Внутри по-прежнему полыхает пожар, тело подрагивает, как будто от электрических разрядов.

Но тягучий сон никак не отпускает, не стряхивается. Я будто до сих пор чувствую на себе его губы… И тело горит, до безумия разгоряченное, возбужденное! И даже кажется, будто всю мою спальню пропитал его запах. Смешанный с головокружным ароматом желания, безумием секса в чистом виде…

Да что со мной твориться?

Санников — последний человек на земле, о котором я могла бы фантазировать, который мог бы вызывать такое неуемное желание!

Он — враг! Опасный, безумно опасный хищник, способный даже пойти против моего отца!

Хищник, ненавидящий нашу семью, меня! Готовый на что угодно ради своей мести! И, самое страшное, — достаточно сильный и влиятельный, чтобы суметь победить в этой борьбе!

И что бы ни случилось там в их с отцом прошлом. Как бы ни повел себя с отцом Санникова мой отец, — в конце концов, его предок сам влез в сомнительные дела, которые его и погубили. Да, папа виноват, я даже не пытаюсь его оправдывать! Он мог помочь, мог отступиться от своего ненормального желания обладать чужой женщиной! Но разве во всем, что произошло, нет и вины отца Стаса? И почему Санников собрался отыгрываться именно на мне! Я ведь ни в чем не виновата! Я уж точно не причинила ни ему, ни его семье ни малейшего вреда!

Он дьявол. Дьявол во плоти. Ни перед чем не остановится во имя своей мести. Он ослеплен ненавистью. И ничего не станет слушать, не передумает, не изменит своего мнения насчет меня и того, что именно я должна расплатиться за все причиненное ему зло.

Так почему мое сознание сдается? Почему тело, даже во сне, сходит с ума?

Обхватываю ладонями живот, где все по-прежнему пульсирует и ноет от дикого возбуждения, бешеной неудовлетворенности… Чтобы хоть как-то унять свой безумный жар, и…

Мои пальцы натыкаются на что-то тонкое.

Медленно, не веря в то, что такое вообще возможно, опускаю взгляд с потолка на собственную грудь.

Ровно между ее полушариями лежит белоснежная роза.

Осторожно, будто ядовитую змею, беру ее в руки.

Длинный стебель с обрезанными шипами, — и на том спасибо.

Тончайший аромат, — значит, странный запах мне не показался.

Истрепанные свежие кончики лепестков.

Даже зажмуриваюсь, понимая, что это были за нежные, невесомые прикосновения, — к соскам, по низу живота, от которых я млела, извиваясь. Меня ласкали этой розой!

Вскакиваю с постели, подбегая к огромному зеркалу.

Так и есть!

Это был вовсе не сон…

Соски разбухли и покраснели. К ним явно прикасались. На животе алое пятно горит, будто клеймом. Этот след могли оставить только губы!

Он мне не снился. Он приходил! Был здесь, в этой спальне ночью!

Зачем? Что хотел показать? Что никакие преграды, никакая охрана и сигнализация его не остановит?

Отшвыриваю розу подальше от себя, на пол.

Бессильно опускаюсь на постель, закрывая пылающее лицо руками.

Это — сильнее и страшнее всех его угроз.

Санников показал, что мы против него бессильны. Что он проникнет куда угодно, и, значит, даже в доме отца, охраняемом как стратегический государственный объект, я не могу быть в безопасности. Это просто ужасно, не чувствовать себя свободной от него нигде! Он, он сам — совершенно ужасен!

— Софья? — вздрагиваю, едва услышав тихий стук в дверь.

И даже голос моей няньки, Марты, так и оставшейся работать в доме после того, как я выросла, совсем не успокаивает.

В доме точно есть человек, работающий на Санникова! И очень возможно, что не один! Теперь расслабиться невозможно, я буду подозревать всех и каждого!

— Твой утренний кофе, Софья. И любимые булочки

Она входит, так и не дожидаясь моего «да».

Как всегда, давно уже привычно.