Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При взгляде на внутреннее состояние русского общества или земщины во время детей Ярослава прежде всего бросается в глаза какое-то раздвоение, борьба старого с новым; тогдашние памятники представляют нам то светлые образы нового направления, порожденного христианством, то мрачные картины старого язычества и крайнего невежества и суеверия. Центром светлых явлений тогдашней общественной жизни был в то время Киево-Печерский монастырь, основанный двумя бедными иноками: Антонием, уроженцем города Любеча, и Феодосием, пришельцем из Курска. И первыми светлыми личностями сей обители являются сами основатели ее, мужи просвещенные, с твердою волею и полною преданностью христианскому учению, снискавшие своею высокохристианской жизнью не только почтение и удивление у простолюдинов, но любовь и уважение у самих князей и знаменитейших дружинников; так что сами князья приходили к ним для бесед и советов. А когда Антоний или Феодосий приходили во дворец княжеский, то шум, говор и музыка прекращались и водворялась благоговейная тишина и внимательное слушание поучительной беседы святых мужей. Ученики Антония и Феодосия также пользовались большим уважением у народа и князей и были представителями светлой стороны тогдашнего русского общества; иные из них прославились подвигами благочестия, не выходя из стен монастырских; другие, напротив, получив христианское образование в монастыре, впоследствии действовали вне монастыря на разных чредах общественной жизни и по всем краям Руси распространяли христианское просвещение в темном народе, смягчая грубые нравы еще полуязыческого общества. Из печерских иноков были и такие, которые прославились апостольскою проповедью в отдаленных краях тогдашней Руси, еще не озаренных светом христианства: таковы были ученики Антония и Феодосия Леонтий и Исаия, проповедовавшие христианство в Ростове, из коих первый запечатлел свою проповедь мученическою кончиною; тоже печерский инок был Кукша, проповедовавший Евангелие в земле диких вятичей, крестивший там многих язычников и также запечатлевший проповедь своею кровью. Многие из печерских иноков занимали епископские кафедры по городам, и первый наш летописец знаменитый Нестор был также печерским иноком. Но не один Печерский монастырь представлял светлую сторону; новое направление, данное русскому обществу христианством и соединенным с ним просвещением, везде приносило добрые плоды: князь Всеволод Ярославич говорил на пяти языках. Князья Святослав Ярославич, Владимир Всеволодич любили чтение книг и беседу с благочестивыми и просвещенными людьми. О Святославе Ярославиче один современник его пишет: «Сей князь, подобно пчеле со всякого цветка писания собрав в один сот в мысленное сердце свое – сладость, источал ее из уст своих пред боярами на вразумление им и являлся им новым Птоломеем не по вере, но по желаниям сердца, по собранию многоценных божественных книг разных, которыми наполнил свои клети». Митрополиты Иларион и Иоанн II, епископ Лука Жидята славились в то время своим книжным учением и оставили замечательные поучения, частью дошедшие до нашего времени. А что всего важнее для жизни общества, просвещение тогда не было заключено в одних монастырях, но более или менее распространялось и между мирскими людьми; чему доказательством служат библиотеки князей, а вероятно, были библиотеки у бояр и других светских людей. В Патерике Печерском рассказывается случай, что печерский инок Григорий, имевший значительную библиотеку, желая задобрить одного судью, подарить ему несколько книг, и судья принял подарок и исполнил то, о чем просил Григорий. Очевидно, судья, не охотник до книг, не принял бы такого подарка.
Но рядом с прекрасными плодами нового просвещения, пришедшими вместе с христианством, дошедшие до нас памятники представляют нам свидетельство и о темной стороне тогдашнего общества на Руси, указывающей на то, что старое язычество еще было довольно сильно и поганские нравы и обычаи еще продолжались между новыми христианами. Так, из правил митрополита Иоанна видим, что на окраинах Русской земли иные новопросвещенные христиане продолжали есть мясо в Великий пост и не причащались Святых Тайн, иные без стыда и срама имели по две жены и жили с ними без церковного венчания; а были и такие, которые продолжали приносить жертвы бесам, кладезям и болотам по старому языческому обыкновению. Даже в самых монастырях был распространен немонастырский обычай заводить частые пиры, и приглашать на них мирских мужей и жен, и друг перед другом состязаться, кто лучше устроит пир. А мирские пиры между христианами, по тому же свидетельству, сопровождались игранием, плясанием, гудением, пьянством, языческими песнями, неблагопристойными беседами и иногда драками и ссорами. Или Нестор, укоряя своих современников в привязанности к языческим обычаям и холодности к церкви, пишет: «Не погански ли живем, ежели еще веруем в встречу, ибо кто встретит монаха или зайца или свинью, возвращается назад, другие веруют в чиханье, которое бывает на здравие голове. Но сими дьявол льстит и другими нравы, всячески лестьми отдаляя нас от Бога, трубами, скоморохами, гуслями и русальи. Видим бо игрища утолочена, и людей многое множество, так что толкают друг друга на позорищах замышленных от беса; а церкви стоять, а когда наступает час молитвы, мало их обретается в церкви». Иные из князей и их дружинников отличались крайнею грубостью и жестокостью, как рассказывается в Печерском Патерике о Ростиславе Всеволодовиче и как мы знаем по летописи о Мстиславе Изяславиче, свирепствовавшем в Киеве в 1068 году.
Язычество, выращенное целою прежнею жизнью русского народа, естественно, не могло совершенно исчезнуть в какие-либо сто лет. Мало этого, оно в это время даже делало попытки возвратить себе прежнюю силу и по разным местностям находило себе сочувствие у темных людей. Так, в 1071 году вдруг поднялись волхвы и в Киеве, и в Ростове, и в Новгороде. По словам Нестора, в Киев явился волхв в полном исступлении оракула и начал говорить людям, что ему явились пять богов, что на пятое лето Днепр потечет вверх и страны передвинутся на иные места. Греческая земля будет на месте Русской земли, и Русская на месте Греческой, и иные страны также переменят свои места. Эта языческая проповедь разделила Киев на две стороны: сторона невежд, тайных язычников, обратилась к волхву и охотно слушала его; другая же сторона, искренно привязанных к христианской вере, стала смеяться над ним, говоря: бес тобою играет тебе на пагубу; и действительно, волхв в одну ночь пропал без вести. В Ростовской земле в то же время показались два волхва, пришедшие из Ярославля; они, воспользовавшись голодом, бывшим в том краю, шедши по Волге, стали говорить: «Мы знаем, кто скрывает обилие – и, заходя в прибрежные погосты, указывали на лучших женщин, говоря, что такая-то удерживает жито, такая-то рыбу, такая-то мед; и суеверные невежды стали приводить к ним сестер своих, матерей и жен, которых они избивали. Такая нелепая проповедь сначала имела некоторый успех, так что волхвы пришли на Белоозеро в сопровождении трехсот суеверных невежд; но здесь успех их прекратился, – более благоразумные белозерцы принесли на них жалобу случившемуся там Святославову данщику Яну Вышатичу, который вытребовал волхвов к себе на суд и по суду велел повесить. В том же году еще сильнее было восстание язычников в Новгороде; там один волхв объявил себя богом, явно ругал христианскую веру, обещался пред всеми идти по водам Волхова, как по суше, произвел общее восстание в народе и грозил убить епископа; так что епископ прибег к крайнему средству, облачился в архиерейские ризы, взял крест в руки и, вышедши к народу, сказал: «Кто верует волхву, пусть идет за ним; а кто верует во Христа, тот да идет ко кресту». И город разделился надвое: князь Глеб Святославич с дружиною стал на стороне епископа, а народ стал за волхва. Тогда Глеб, скрывши под одеждою топор, подошел к волхву и сказал: знаешь ли, что будет завтра утром и что вечером; волхв отвечал: все ведаю; тогда Глеб еще спросил, а знаешь ли, что будет нынешний день; волхв отвечал: я сотворю великие чудеса. Вслед за сими словами князь вынул топор и одним ударом рассек волхва надвое. И народ, видя злую кончину своего самозваного бога, разошелся по домам, и тем кончилось явное восстание язычества в Новгороде.