Что, если изъян в тебе самой, что, если тебя невозможно любить?

Вновь смяв письмо, она побрела прочь, не разбирая дороги. Острые обломки раковин и мелкие камешки кололи ей ноги сквозь тонкие подошвы домашних туфель. Но боль приносила утешение. Лиза тяжело ступала, чтобы заставить себя страдать еще сильнее. Ее называли самой прекрасной женщиной в Англии. Она же называла себя самой глупой. Чего стоят слова, не подкрепленные поступками? Словно безрассудный игрок, она поставила на кон свое сердце, доверившись словам Нелло.

Вскинув голову, она устремила взгляд на дорожку, которая спускалась к озеру, скрытому за деревьями. Налетевший ветерок взметнул к небу ветви деревьев, и Лиза замерла, потрясенная огромностью мира: ей представились океан, похожий на гигантский зевающий рот, в каких-то десяти милях к востоку и бесконечность неба над головой, островки земной тверди и бескрайние морские просторы, а наверху загадочная пустота, усеянная редкими звездами.

Лиза вдруг почувствовала себя крохотной, не больше песчинки. Как велик этот мир, а буря в ее душе подобна легкому стуку камешка, отброшенного ногой.

В конце концов, что такое любовь? Нечто неуловимое, призрачное, мимолетное, словно вздох. А эти деревья, камни, звезды в вышине видели рождение и смерть родителей Лизы, их счастливую жизнь, так рано оборвавшуюся. Природа долговечна, ей предстоит пережить всех ныне живущих, а также их детей и внуков. К чему цепляться за любовь? Она всего лишь шаткая опора в бурлящем потоке жизни, но в конечном счете каждому суждено упасть в эту бурную реку. А тех, кого подхватывает и уносит течением, ожидает забвение.

Зачем обрекать себя на страдания, ища эту хрупкую опору? Зачем терзать себя? Не лучше ли жить в довольстве, нежели гоняться за мечтой, рискуя получить в награду одну лишь душевную боль? Искать опору бессмысленно. Вдобавок обрести ее нет никакой надежды.

Лиза тяжело вздохнула. Что ж, отныне главной ее целью станет практицизм. Больше никаких глупостей. С любовью покончено навсегда.

Дав себе эту клятву, она с презрением скомкала листок. Сжигать его — много чести.

Стоя на пыльной дороге возле почтовой станции, Майкл вновь перечитал заметку:

«Секретарь лорда Марвика воздержался от официальных комментариев, но подтвердил, что руководство Больницей герцогини Марвик возложено на временно исполняющего обязанности директора, которому поручено произвести необходимые преобразования. Что же касается прежнего главы, брата его светлости, о нем по-прежнему нет никаких известий…»

Майкл шумно перевел дыхание. Свежая газета была доставлена из Лондона утренним поездом. Одному Богу известно, какие новости принесет грядущий день. Почему же Питер Холстед, правая рука Майкла в больнице, не предупредил его письмом? Холстед единственный знал, где его искать. До сих пор Питер писал регулярно, и послания его обнадеживали. Однако вот уже второй день Майкл не получал от него писем.

Над окном почтовой станции висело огромное объявление. Майкл внезапно поймал себя на том, что разглядывает расписание поездов. Железнодорожная станция находилась в часе езды к северу. Он мог бы добраться до Лондона к полуночи и отправиться прямо на квартиру к Холстеду. Аластеру вовсе не обязательно об этом знать.

Если только Аластер не вовлек Холстеда каким-то образом в это дело.

«Ты бы удивился, узнав, сколь многое мне подвластно». Аластер уже доказал свое могущество, ибо, несмотря на условия отцовского завещания, банковские счета Майкла оказались пусты. Оставалось лишь догадываться, что сказал Аластер банкирам. По правде говоря, Майкл легко мог представить себе его доводы. «И. что сделает мой брат? Подаст на меня в суд? Не имея ни пенни? Вам известно, от чьих денег зависит благополучие вашего банка».

Если Аластер сумел заставить таких людей плясать под его дудку, то Холстеда, простого врача с тремя детьми и четвертым на подходе, он мог раздавить одним пальцем. Наверное, ему даже не понадобилось прибегать к угрозам. Какая-нибудь сотня фунтов, потери которой Аластер даже не заметил, стала для Холстеда целым состоянием. Деньги и вправду решают многое.

Майкл попытался привести в порядок мысли. Больницу пока что не закрыли. Некто «временно исполняющий обязанности директора», возможно, не существует. Это всего лишь уловка, хитрый ход, задуманный Аластером, чтобы выманить Майкла из укрытия.

Но так просто его не возьмешь. Проклятие! Он скорее умрет, чем позволит брату без труда взять над ним верх.

— …Я решительно настаиваю. Вам нельзя показываться людям на глаза в этих лохмотьях!

Знакомый голос, раздавшийся чуть в отдалении, прервал его мысли. Обернувшись, Майкл увидел миссис Чаддерли, направлявшуюся в его сторону.

Она лишь теперь заметила его, и на лице ее тотчас застыла вежливая маска. Ее спутница, нескладная рыжеволосая девица, не потрудилась изобразить любезность. В ее хмуром взгляде, устремленном на Майкла, читалась откровенная неприязнь.

Разумеется, дамы поверяют свои секреты горничным. На благотворительной ярмарке Майкл покрыл свое имя позором, и в Хэвилленд-Холле его, должно быть, считают чудовищем.

— Миссис Чаддерли, доброе утро. — Он учтиво поклонился.

— Мистер Грей. — На этот раз вдова несла сама свой кружевной зонтик, отделанный розовым и желтым шелком в тон ее платью. Она повертела ручку, и закачались яркие лимонно-желтые кисточки, украшавшие зонт. — Какая… — Ее губы скривились, а улыбка превратилась в язвительную усмешку. Миссис Чаддерли умолкла на полуфразе, будто не пожелала назвать эту встречу приятной.

— Какая неожиданность, — подсказал Майкл, пытаясь принять шутливый тон, что, впрочем, нисколько не помогло. Воцарилось тягостное молчание.

Майкл обреченно вздохнул. Он допустил промах, отказавшись от приглашения на ужин, но настойчивость проклятой блондинки, утверждавшей, будто они знакомы, застала его врасплох. Он не узнал миссис Халл, но, возможно, пути их в самом деле когда-то пересекались, и в этом случае требовалась осторожность. Не следовало давать ей возможность освежить свою память, осаждая его вопросами или приглядываясь к нему.

Майкл бросил взгляд поверх плеча вдовы.

— Миссис Халл не с вами?

Глаза миссис Чаддерли сузились.

— Нет. Полагаю, нашу встречу можно назвать случайностью. Но если вы склонны считать ее досадным происшествием, мы могли бы просто разойтись в разные стороны без лишних слов.

Грубоватая откровенность ее слов привела Майкла в замешательство и в то же время приятно удивила. После долгих раздумий об изощренных интригах брата забавно было встретить подобную прямоту.

— Быть может, если я вновь принесу извинения за то, что не пришел к вам на ужин, мы могли бы перевести досадное происшествие в разряд случайностей?

— Это разные слова, и у каждого из них свое особое значение, — кисло произнесла спутница миссис Чаддерли. — Чтобы быть точной, я назвала бы эту встречу внезапным столкновением.