Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поверить не могу, но мы это сделали, — она выпрямилась и вдруг засмеялась. — Йух-ху! Моцарт, мы это сделали!
— Да, — кивнул я и сам не веря. Мы это сделали. Мы!
Если шёл он с тобой, как в бой… На вершине стоял хмельной…Значит, как на себя самого… Положись на него…
Я полез за пазуху. Встал на одно колено и протянул ей коробочку:
— Бандитка моя, выходи за меня замуж!
Её грудь, что только что вздымалась как кузнечные меха, замерла.
Она смотрела на меня, широко открыв глаза.
— Оно же было у меня… Ты украл моё кольцо?
Она открыла рот от возмущения. Схватила коробочку. Открыла.
— Я же сказал: кое-что украдём, — я улыбнулся: — Это «да»?
— И мы… — она перевела взгляд на стену.
«Запасной ключ на стойке администрации ресторана «MOZART» — гласил трафарет.
— Чёрт! Так я и знала! Ведь чувствовала какой-то подвох, — посмотрела она на меня укоризненно и вдруг… заплакала. Вот так резко после смеха к шоку, а теперь её глаза вдруг наполнились слезами, и она разрыдалась.
— Жень! — подскочил я, прижал её к себе, не зная, что сказать. — Жень, я…
Она покачала головой. Подняла заплаканное лицо, чтобы посмотреть на меня. А потом подняла руку. На безымянном пальце красовалось кольцо с голубым камнем того же небесного оттенка, что её глаза.
— Это «да».
Один — один, моя вредина. Мы квиты!
— Такого предложения тебе точно не сделает никто. Теперь тебе есть что рассказать подружкам? Всё по-настоящему? — обнял я её ещё крепче.
— Ненавижу тебя! — упёрлась она лбом в мою грудь.
— Я знаю, — усмехнулся я.
Если бы ты знала, моя девочка, сколько раз я слышал это «ненавижу».
Вот если бы так же искренне ты сказала «люблю» …
Я тяжело вздохнул и погладил её по спине:
— Полетели домой.
— Господи, я ограбила офис! — вытирала она слёзы и сокрушалась всю дорогу до вертолёта: — Я ведь искренне верила, что я это сделала!
— Так ты это сделала, Жень!
— Не могу поверить, что ты меня уговорил! — толкнула она меня. — Не могу поверить, что я согласилась! Я — преступница!
— Ты моя невеста, — улыбнулся я, подсаживая её на сиденье. — Невеста Моцарта. И этим всё сказано.
Святое дерьмо! Не сойти мне с этого места, но клянусь, сейчас я и сам верил, что всё это по-настоящему.
— Карина, ты себе даже не представляешь! Это как… я не знаю… — я ходила по пустому вестибюлю с наушниками в ушах и размахивала руками. По совершенно пустому вестибюлю университета: вступительная суета уже закончилась, занятия ещё не начались и даже мой оргкомитет уже разошёлся по домам, но я ждала дядю Ильдара.
Я не могла об этом написать, я позвонила каждой из трёх своих подружек и каждой рассказала о том, как Моцарт сделал предложение.
И за те три дня, что прошли с нашей помолвки на крыше, каждая из моих подруг перезвонила уже не по разу и попросила рассказать снова. Рассказать в мельчайших подробностях всё-всё.
— Меня американские горки так не впечатлили, — остановилась я перед зеркалом. — Там я просто визжала как дура, а тут… чуть не умерла от страха, когда чихнула в тесном коробе, по которому мы ползли, а внизу в это время кто-то был. У меня чуть сердце не остановилось, когда он сказал: «А потом — беги!». Я чуть не сдохла от напряжения, когда мы поднимались на восемнадцатый этаж пешком. И чуть не уписалась от восторга, когда мы там, наконец, оказались. Когда поняла: мы это сделали! Я ведь ни на секунду не усомнилась, что всё это правда, представляешь? И это было так…
— Вау! — завистливо вздохнула Карина. — Он такой крутой!
Нет, он сволочь, каких поискать. Чёртов дикарь, умыкнувший меня с собственного дня рождения. Долбанный бандит, который держит в страхе весь город. Но то, как он сделал предложение, словно что-то покачнуло во мне. И это что-то теперь отчаянно сопротивлялось, не позволяя его слепо и упрямо ненавидеть, как прежде.
— Ладно, Карин, мне пора. Нам к родителям надо заехать. Они поздно вечером улетают в Швейцарию. Помогу маме собраться.
— Вместе заехать?
— Да, да, вместе с Сергеем. Давай, до связи!
— Давай, сучка ты везучая! — фыркнула она. — Надеюсь, он тебя бросит и украдёт меня. Дашь ему мой адрес?
— Кане-е-ешна, дева-а-чки, всем дам!
— А трахается он хорошо? Хотя о чём я? Наверняка, хорошо. — И снова этот завистливый вздох.
— Карина! — возмутилась я. Зеркало отразило во всей красе как моё лицо заливает стыдливый румянец.
— Да ты иди, иди по своим делам, просто дай ему трубочку, я сама спрошу. А что? Бог велел делиться. Особенно с несчастными одинокими подругами, жадина!
— Давай ты уже иди… делать свою домашнюю гранолу. Пока!
— Пока, сучка, — хмыкнула она и повесила трубку.
Я поправила за ухо прядь волос, а потом снова вернула её на лицо, закрыв половину, и встряхнула головой. Иди, пока я сама не поверила в то, что рассказываю. В то как мы счастливы. Как у нас всё хорошо. Что мы словно созданы друг для друга. И он правда хочет, чтобы я стала его женой. А мне нельзя в это верить. Мне надо верить в то, что говорит дядя Ильдар, и делать то, что он просит, чтобы быстрее избавиться от своего жениха.
Ещё эта брюнетка с каре, закрывающим половину лица, никак не давала мне покоя.
— Вот, — положила я на стол перед дядей Ильдаром пакетик, в котором были детальки, что я собрала с пола в гольф-клубе. Мы уединились с ним в кабинете информатики. И я даже не стала спрашивать, кто дал ему ключ. — Я не знаю, что это. Но мне кажется это выкинул Моцарт.
— Разберёмся, — убрал пакетик в карман дядя Ильдар.
— И ещё там была странная девушка, — добавила я, вкратце описав праздник. — Мне показалось, они ссорились. У неё очень запоминающаяся внешность. Немного восточная, яркая. И волосы… вот так, — показала я рукой. — Возможно, они близки.
— В смысле она его любовница?
Я покраснела, как до того в вестибюле, когда ко мне приставала с расспросами о сексе Карина. Но то подруга, а со взрослым мужчиной, да ещё папиным другом, которого я знаю с детства, разве можно обсуждать такие вещи?
— Я не знаю. Но вы же сказали рассказывать обо всём, — смутилась я. — И я хочу знать кто она.
— Да, да, — спохватился он. — Я уточню. Кто знает, может, это и важно.
Про «ограбление» я ему не рассказала, а вот про Перси — с удовольствием.
Дядя Ильдар, склонив голову, похлопал меня по руке.