— Тебе спасибо, — ответил он.

— За что же? — удивленно улыбнулась она. Забыв о приличиях, Адам наклонился и прошептал ей на ухо:

— За все остальное.

А затем, не в силах удержаться, запечатлел на ее щеке быстрый целомудренный поцелуй.

Хорошо, будем честны: не слишком целомудренный. По крайней мере, верный друг в штанах отреагировал на этот поцелуй мгновенно.

Но несомненно быстрый. Однако не настолько быстрый, чтобы Карлотта Макгиннес его не заметила. Ладно, какая разница? Одним поцелуем больше, одним меньше… Не для того же она, в самом деле, вышла на крыльцо в двенадцатом часу ночи, чтобы спасти от голодной смерти соседских котов!

Однако Карлотта промолчала. Не подняла крик, не попыталась защитить честь дочери. Просто окинула Адама задумчивым взглядом и проговорила:

— Дариен… Вы случайно не сын Ната и Аманды?

Адам не смог скрыть изумления:

— Вы знаете моих родителей?

— Ну, отца вашего, пожалуй, немного ближе, чем мать… — загадочно обронила она.

— Мама! — На этот раз в голосе Мак не слышалось ни мягкости, ни долготерпения.

— Дорси, дорогая, я совсем не это имела в виду! — с негодованием отозвалась мать.

— О чем это вы? — переспросил Адам.

— Ни о чем, — коротко и холодно ответила Мак — Мне пора идти. — И торопливо добавила:

— Еще раз спасибо за ужин. Увидимся в «Дрейке».

Не оборачиваясь, она проскользнула в дом, и Адам остался наедине с мисс Карлоттой Макгиннес, совершенно не понимая, что говорить и что делать дальше.

По счастью, Карлотта подобными вопросами не мучилась.

— Очень приятно было с вами познакомиться, дорогой мой, — пропела она. — Спасибо, что подвезли Дорси домой. Я всегда волнуюсь, когда она ходит одна по вечерам, но с вами она в безопасности. Мать всегда это чувствует.

С этими словами она скрылась. Щелкнул замок в двери, а секунду спустя погасла лампа — вежливый, но Недвусмысленный намек..

«С вами она в безопасности», — крутились у него в голове слова Карлотты. С этим можно поспорить. Он привез ее домой, это верно, но вот насчет безопасности…

Оба они чертовски опасны друг для друга.

Из книжного магазина Лукас направился прямиком в «Дрейк». Настроение у него было — хуже некуда.

Лукас Конвей, надо сказать, вообще к оптимистам не относился. Но обычно умел себя контролировать. Сегодня же ему рвать и метать хотелось — так разозлили его неприкрыто-зазывные манеры Лорен Грабл-Монро. От одного вида этой наглой бабы в нем восстала такая злоба… Не она одна, кстати — встало и кое-что другое. А хуже всего, что Лукас не видел способа разрядить свое… э-э… напряжение.

Было от чего свихнуться!

А если вспомнить, что он так и не подыскал себе миллионершу — неудивительно, что сейчас ему хочется на клочки разорвать любого, кто подойдет чересчур близко.

Что, черт возьми, приключилось с богатыми женщинами? Скромность в сторону (впрочем, скромности за ним отродясь не водилось): нельзя не признать, что Лукас молод, хорош собой и обаятелен. Интеллект выше среднего. Дурных болезней нет. Умеет вести себя за столом, способен поддержать разговор. На минном поле так называемой светской беседы чувствует себя свободнее, чем большинство знакомых ему мужчин. Почему же миллионерши на него и смотреть не хотят?

Он в точности следовал всем советам Лорен Грабл-Монро. Ну, кроме «прозрачных ночных рубашек», «откровенных топиков» и тому подобного. Однако женщины не спешили подпадать под его чары. Как он ни строил глазки, как ни играл мускулами, в глазах «подопытных крольчих» отражалось лишь легкое удивление. Странно, как это еще ни одна не погладила его по головке и не посоветовала идти домой, в постельку!

Может быть, сменить возрастную категорию и поискать свою судьбу среди первоклассниц?

Занятый невеселыми мыслями, Лукас не посмотрел, кто сегодня стоит за стойкой. И совершенно не заботясь о том, на кого выплескивает свое дурное настроение, рявкнул:

— «Танкерей» с тоником! Да пошевеливайся, черт побери!

Зловещая тишина была ему ответом.

Подняв глаза, Лукас с ужасом обнаружил, что только что наорал на властительницу «Дрейка» — Ее Величество Линди Обри. И значит, жизнь его — и, что гораздо важнее, мужская честь — оказалась на краю гибели.

Лукас глубоко уважал Линди Обри… и смертельно ее боялся. Не он один: те же чувства разделяли все члены клуба. Удивительно, в каких ягнят превращались самые надменные и чванливые богачи, стоило Линди окинуть их суровым взглядом!

В Чикаго Линди была своего рода знаменитостью. О ее клубе много писали в прессе — и не только в местной; а Адам не раз поговаривал, что надо бы опубликовать материал о ней в «Жизни мужчины».

Линди Обри родилась и выросла в видном районе; с четырнадцати лет ей пришлось самой пробивать себе дорогу в жизни. Одному богу ведомо, где и как она раздобыла деньги на устройство клуба; но, едва открывшись, «Дрейк» превратился в культовое место, известное едва ли не всей стране. Прежде всего потому, что в клуб — это в нашу-то эпоху воинствующего феминизма! — допускались только мужчины. Обиженные женщины осыпали Линди судебными исками; но она нанимала лучших адвокатов и из всех юридических баталий выходила победительницей.

Во многих отношениях она была круче любого мужика — и все же оставалась женщиной. Даже сейчас, в сорок с лишним, выглядела она потрясающе. Густые черные волосы ровной волной падали на плечи; ясные серые глаза светились острым насмешливым умом. Короткая юбка огненно-красного костюма открывала великолепные ноги. В ушах, на шее, на пальцах, на запястьях — везде сверкали драгоценные камни. В «Дрейке» поговаривали, что Линди не выходит на улицу без револьвера и будто бы уже несколько раз пускала его в ход.

Глядя на нее, Лукас охотно этому верил.

Линди подняла голову и улыбнулась широкой, обманчиво благожелательной улыбкой. Кто-нибудь, незнакомый с Линди Обри и ее манерами, мог бы счесть такую улыбку притягательной — но только не Лукас.

— Какой милый мальчик! — проворковала она. — И где же твои родители?

— А… э-э… Линди… то есть мисс Обри… то есть мэм… — начал запинаться Лукас, — я… я вас не заметил.

Линди молча смотрела на него, и во взгляде ее ясно читалось: «Я таких, как ты, с кашей ем!»

— Я так и поняла, — ответила она, сполна насладившись его испугом. Лукас заерзал на табурете.

— Я… м-м… я, пожалуй… я сейчас…

«Сейчас обделаюсь!» — подумал он с ужасом.

— Я… э-э… подожду, пока подойдет кто-нибудь из девушек.