Координаты оказались точными. На месте усадьбы Глеб нашел лишь холмики, а вокруг были заболоченная низменность, лес и до ближайшей деревни, в которой жили в основном старики, километров десять. До пожара графская усадьба стояла в центре большой деревни, но с течением времени жизнь в ней прекратилась, дома разрушились, поля заросли лесом, часть их заболотилась, дорог не стало и в помине, и чтобы добраться до раскопок на своем вездеходе, Глебу пришлось немало поработать топором. И все равно: эти раскопки были мечтой любого кладоискателя: тишина, спокойствие, никто не мешает и никто не зарится на застолбленный участок.

Глеб раскопал всего ничего, совсем небольшую площадь старого пожарища. Он понимал, что в верхних слоях вряд ли что ценное сохранилось, поэтому старался добраться до подвалов. Его расчет оправдался: при пожаре пол прогорел и часть ценных вещей провалилась в подвал, где они благополучно и пролежали вплоть до двадцать первого века.

По возвращении домой наступил так называемый «откат». Это была не только физическая усталость, но и моральная. Кладоискатели всегда под прицелом бандитов разных мастей и оттенков, поэтому в «поле» их нервы напряжены до предела. А если сюда приплюсовать еще и милицию, в которой тоже хватает любителей поживиться на дармовщину, то жизнь даже удачливого «черного» археолога никак нельзя назвать медом.

«Батя говорит, что я должен жениться… — лениво размышлял Глеб. — Тоже мне советчик… Сам хорош. Как мамка умерла — когда это было! — так и ходит до сих пор бобылем. Взял бы какую-нибудь тетку, чтобы щи варила и по дому хозяйничала. А то вон сколько пыли… сюда не пылесос нужен, а целый комбайн, которым в аэропортах полы моют. Кстати, где это запропастился мой Николай Данилович? Я уже два дня дома, а он так и не появился. И мобилка его не отвечает. Неужто мой старик загулял? Это было бы круто… А что, ему ведь всего пятьдесят с копейками. Мужик еще при силе, вполне обеспечен, лекции в Кембридж приглашают читать, фирму «Сотбис» консультирует — как никак, доктор исторических наук, известная личность среди археологов, специалист с мировым именем. И стать у него, как у царского офицера. Сам наблюдал, как на него дамы пялятся…».

Размышления Глеба прервал тихий зуммер. Это был сигнал, что кто-то входит в калитку. Тихомиров-младший, не поднимаясь, на ощупь нашарил на полу пульт системы сигнализации и включил монитор — их установили почти во всех комнатах. Камера на фасаде дома бесстрастно показала двух мужчин, которые шли по дорожке к входной двери. В одном из них Глеб узнал отца. Второй был незнаком.

В свое время они с отцом построили этот двухэтажный дом в престижном центральном районе города лишь с одной целью — чтобы надежно хранить археологические ценности, коих за многие годы скопилось немало. Тихомировы с деда-прадеда занимались незаконными раскопками; этому своеобразному хобби их семейного клана они отдавались со страстью, которую трудно понять непосвященным. Кладоискательство — это своего рода неизлечимая болезнь. В случае с Тихомировыми она оказалась еще и заразной.

Тихомировы оборудовали дом разными охранными системами и подвалом с сейфами, словно какой-нибудь солидный иностранный банк. Поначалу проникнуть в дом можно было — человек на все способен, для профессиональных воров-домушников нет неразрешимых проблем; но выбраться из него по добру по здорову — это вряд ли. Попытки такие были, и когда приезжала милиция, то заставала воров в клетке из толстенных закаленных прутьев; дальше прихожей они так и не смогли пробраться.

Но это случилось до того, как по настоянию отца они установили вторую дверь — сейфового типа, изготовленную по спецзаказу в Швейцарии. Ее нельзя было открыть, разве что взорвать.

— А, блудный сын! — радостно воскликнул Николай Данилович и они обнялись.

Между ними существовала не только настоящая мужская дружба, но и очень трогательная любовь. Николай Данилович все еще считал Глеба маленьким, поэтому и вел себя с ним соответственно. А Тихомиров-младший и не упирался. Ему была приятна забота, которой отец старался окружить своего непутевого сына. Впрочем, совсем уж непутевым Глеб как раз и не был. Он старался не огорчать отца и изо всех пытался следовать его советам (что не всегда получалось).

— Знакомься, — сказал отец, — это доктор Юлиуш Ганович, мой коллега и добрый старый друг. Мы знакомы с ним со студенческих лет.

Глеб вежливо пожал тонкую интеллигентную руку Гановича, стараясь не сильно ее сдавливать, и изобразил приветливую улыбку. Доктор был невысок ростом, худощав, а его длинный и острый птичий нос сразу выдавал в нем поляка. Ганович чем-то напоминал Паганеля, только ростом не вышел, — такой же несколько рассеянный взгляд, взлохмаченная седая шевелюра, круглые роговые очки и наивная детская улыбка.

— Ты приготовь нам что-нибудь поесть, — сказал отец. — У тебя хорошо получается. А то в доме шаром покати. Пошарь в морозилке, там, кажется, есть мясо.

— Не беспокойся, я уже забил холодильник продуктами под завязку, — сумрачно ответил Глеб — ему вовсе не улыбалась перспектива торчать у плиты. — Только до кухни пока не дошел. Тебя ждал. Кстати, почему твоя мобилка не отвечала?

— А, — отмахнулся отец. — Аккумулятор накрылся. Забыл купить новый.

«Ну батя, ну хитрец! — думал раздосадованный Глеб, орудуя ножом и молоточком с насечками на бойке — готовил свои «фирменные» отбивные. — Я тут валялся и все мечтал его припахать на кухне, а он ловким приемчиком передвинул стрелки на меня. Гость… А мне по фигу! Я же не кухарка. Твой гость, Николай Данилович, — твои заботы. Где… где этот чертов перец?! Господи, когда мы наведем порядок на кухне?! Бардак, ей-ей, бардак».

Стол Глеб накрыл в гостиной. Обычно и отец, и он сам принимали гостей на кухне, которая служила Тихомировым и столовой. Но на этот раз Николай Данилович не рискнул привечать старого друга в окружении немытых тарелок, кастрюль, сковородок и чашек. А если учесть, что в одном из углов кухни стояла батарея пустых бутылок из-под различных прохладительных напитков, то картина и вовсе не выглядела благостной.

По приезде домой Глеб, еще не остывший от работы в «поле», в запале хотел навести в кухне прежний блеск. Но сначала что-то помешало — какая-то мелочь, потом он решил пройтись по продуктовым магазинам, ну, а затем его со страшной силой притянул к себе диван, который все эти два дня выпускал Глеба из своих мягких объятий лишь для того, чтобы тот мог выпить кофе и сжевать бутерброд. Тихомировым-младшим овладела абсолютная апатия.

Пан доктор ел да нахваливал. Нужно сказать, Глеб был приятно удивлен. Обычно такие худосочные хлюпики не едят, а клюют, как птички — за обед три-четыре зернышка и бокал вина. А Юлиш Ганович наворачивал так, что за ушами хрустело. И водку пил наравне со всеми. Конечно, Глеб постарался, и стол выглядел вполне достойно: отбивные с гарниром — жареная картошка и зеленый горошек, малосольная семга, красная икра, масло, маринованные корнишоны, соленые грузди, салат из свежих огурцов и помидоров… Короче говоря, еда настоящих мужиков. Не говоря уже о бутылке доброй, хорошо охлажденной водки, которая показала дно с удивительной быстротой.