Рассуждаем дальше. Палыч не стал бы зарывать клише под забором по той же причине, по какой не зарыл их на поле. Тайник должен быть такой, чтобы им легко было пользоваться.

И тут Блинков-младший еще раз вспомнил, что Роберт Портянкин пинал столбы. Капусто, заставший его за этим занятием, решил, что Роберт это делает из хулиганских побуждений. Иначе говоря, со злости: не нашел клише, вот и пинает «виноватый» забор. Но, если подумать, это неважное объяснение. Роберт Портянкин – далеко не светильник разума. Но не настолько же он дурак, чтобы пинать ногами стальные трубы. Это больно, в конце концов. И все же он пинал. От души, не жалея собственных ног. Зачем?

А зачем сам Капусто выстукивал крышу особняка? Он искал лист, который звучит не так, как другие. А Портянкин, выходит, мог искать столб, который звучит не так, как другие. Потому что в нем и лежат клише!

Да, Палыч придумал идеальный тайник! Столбы, державшие сетку, были из труб вроде водопроводных, только потолще. Палычу оставалось вбить в один такой столб деревяшку или подсыпать песка, чтобы опущенные в трубу клипсе не провалились до дна. Столб выше человеческого роста – сверху в него не заглянешь. Зато на ощупь клише можно достать в мгновение ока: вытянул руку вверх и взял. Разумеется, если знаешь, в каком именно столбе тайник. Вот для того, чтобы знать, Палыч выбрал себе ориентир: ближайшую к забору лунку. Во время игры над лунками втыкают шесты с флажками, чтобы их было видно издалека. Пускай по вилле бродит хоть сотня людей. Палыч возьмет клюшку для гольфа и запулит мячик в сторону этой лунки. А потом пойдет вдоль забора, якобы мячик искать, и походя достанет клише.

Не очень вдумчивый, но въедливый читатель спросит: «А зачем ему какие-то лунки, когда можно было просто отсчитать нужный столб?» А вы вспомните, вспомните, что я говорил о банкирской вилле! Это не бабушкины шесть соток под Можайском. Она огромная, с два стадиона. Палыч мог, разумеется, отсчитывать сорок шестой столб от озера или сто восемьдесят второй от противоположного угла. Но с лункой проще: ближайшая к забору – и все тут.

Хитрый и опытный уголовник предусмотрел и то, что ему придется бежать из поселка. Тогда в крайнем случае к забору можно будет подобраться и не с поля для гольфа, а через овраг. Для этого пришлось бы вываляться в грязи, но клише того стоили. Палыч делал их целый год. Цена им была – миллион долларов, который фальшивомонетчик еще сумеет напечатать и сбыть доверчивым людям. Или пятнадцать лет тюрьмы. Смотря в чьи руки попадут клише.

Пока Блинков-младший валялся в пыли, на дороге показалась машина. Старенький молоковоз с облупленной желтой цистерной. У Блинкова-младшего появилась слабая надежда на спасение. Грязюкинцы со своими новыми великами перегородили всю дорогу и не спешили уходить. Молоковоз обязательно притормозит. Тут-то и нужно вскочить на подножку и кричать водителю «Спасите!».

Но с этой мыслью пришлось расстаться еще. до того, как молоковоз подъехал. Блинков-младший вдруг понял одну потрясающую вещь: МОЛОКОВОЗ ПОЯВИЛСЯ НИОТКУДА!

Ведь грязюкинцы захватили его на перевале. С пригорка было видно шоссе на несколько километров и вперед, и назад. Еще совсем недавно на нем не было ни одной машины. Получается, что молоковоз выехал из лесополосы, точно так же, как сидевшие в засаде грязюкинцы.

– Квабреолет подан! – опять коверкая слово, с издевательской вежливостью сообщил Петька.

Он указывал не на кабину, где маячила уже знакомая Блинкову-младшему физиономия его братца. Он указывал на цистерну…

Один из грязюкинцев вскарабкался на молоковоз, оседлал цистерну и открыл люк. Резиновый уплотнитель громко чавкнул. Грязюкинцу как будто прыснули в лицо из газового баллончика. Побледнев, он мухой слетел на шоссе и отбежал к обочине.

Чуть погодя до Блинкова-младшего дошла волна невыносимой вони.

– Ну и душок! – с садистским удовольствием восхитился Роберт Портянкин, выбираясь из кабины. – С весны машина стояла на приколе, не меньше.

– Задохнется парень! – предупредил его пострадавший грязюкинец.

Петькин уголовный брательник безразлично махнул рукой. Подхватив под мышки еще не пришедшего в себя Блинкова-младшего, он стал взгромождать его на подножку цистерны.

Митек вяло попытался сопротивляться и получил короткий удар в подбородок.

Последнее, что он видел, прежде чем провалиться в люк, был Петька с Энниным велосипедом. Вожак грязюкинцев укладывал велик под колеса молоковоза.

Машина тронется, и дзинь-дзинь – лопнут туго натянутые спицы, хлоп-хлоп – взорвутся под трехтонной тяжестью шины. А потом грязюкинский участковый найдет на обочине искореженный велосипед. Все решат, что Блинкова-младшего сбила случайная машина и куда-нибудь отвезла. В больницах его не найдут, а на дне Псковского озера искать бесполезно – слишком оно огромное.

Люк с лязгом захлопнулся. В цистерне стало темно. Блинков-младший сколько мог сдерживал дыхание, но в конце концов не стерпел и глотнул ртом отравленного воздуха. Его стало рвать.

На дне цистерны была засохшая корка. Под ногами Блинкова-младшего она проломилась, и, как внутренности раздавленного таракана, полезло то, что давным-давно было простоквашей. Смрад стоял умопомрачительный. Блинкова-младшего выворачивало наизнанку.

В перерывах между спазмами он попытался засечь время – часы были электронные, с подсветкой. Молоковоз тронулся в двенадцать сорок три. Опустошенный желудок трепетал у самого горла. Двенадцать пятьдесят девять. Притормозили.

А потом цистерну стало так бросать на ухабах, что гуща на дне плеснулась и пробила остатки корки. Блинков-младший задохнулся от смрада и потерял сознание.

– На нож поставлю, придурок лагерный!

– Ну ты чё, братан?

– Я те не братан, а пахан.

Голоса доносились как сквозь ушанку с завязанными тесемками, а картинки не было совсем. «Телевизор испортился, – вяло подумал Блинков-младший. – И диван». Спину кололи вылезшие пружины. С ума они сошли – класть человека на такой диван?

– Тебе что было сказано?! – наседал первый голос. – Доставить в це-лос-ти. Мягко доставить. Как сына родного.

– Ты чё, Маркиз? У меня ж сына нету, – с непонятной обидой буркнул второй.

Похоже, он понимал метафоры буквально. Если у него нет сына, то придираться даже странно. Откуда, в таком случае, ему знать, как доставляют родного сына?

– Ну как отца, – поправился первый.

– Тогда все в порядке. Отца я раз вывалил из лодки среди озера, – торжествующе сообщил второй. – Жалко, рыбаки его подобрали.

– Чем же тебе так родной папа не угодил?

– А чё он, – плаксивым голосом заныл второй. – Сидим рыбалим, пьем водку. Я говорю: «Ты глоток, и я глоток». А он выламывается: «Я старше, мне два глотка!»

Блинков-младший представил, как сам делит водку со своим папой. А потом за лишний глоток выбрасывает его в озеро. «Нет, – подумал он, – так не бывает. Это мне кошмар снится».