участок земли под Аккерманом и заложить молодой виноградник. Но. Молодая лоза может вымерзнуть, если зима будет неблагоприятной, может и град побить, что не редкость для Бессарабии и одесских степей. А главное, не было усадьбы, в которую он мог привести молоденькую фрау, которую он присмотрел для себя в Люстдорфе. Он попросил год-полтора у отца невесты, что бы уладить все дела и получил положительный ответ. Деда Миллера уважали колонисты, да и внук был не менее уважаемый человек. Столько лет работал у градоначальника и ни одного замечания по службе.

В последнее время Миллер часто, сидя у себя на веранде, умножал и делил цифры. За год-полтора ни как не удавалось скопить нужный капитал, к тому же появился и виноградник на продажу. Старый немец решил вернуться на родину, он хотел умереть на земле предков, рядом с Рейном. Он не торопил Мюллера, так как решил еще пожить немного на этом свете, но и ни рубля не уступал.

— Семьдесят тысяч рублей и ни копейки меньше, это почти даром и делаю я это из огромного уважения к вашему дедушке, год я подожду, так говорил старый немец.

Мюллер рассуждал так.

— Сорок тысяч у меня есть, не считая тех пяти тысяч золотом, которые отложены на самый крайний случай жизни.

Немец, есть немец, молодая фрау не может повлиять на черный день.

— Десять тысяч я могу взять в банке, ну, пятнадцать, больше эти сволочи не дадут. Где взять остальные пятнадцать? Это вопрос. Виноградник уйдет, а когда дождусь следующего, один Бог знает.

С недавнего времени Миллер стал часто натыкаться на газету «Биржевые ведомости», главным заголовком которой был постоянный рост котировок «Новой пароходной компании». Котировки росли как на дрожжах. Один, два, четыре процента в неделю. И это было чистейшей правдой. Америка росла и развивалась. Она требовала все больше зерна из России, огромное количество людей, покидали насиженные места и отправлялись жить в Америку. Все это требовало большого количества грузовых и пассажирских судов. Из Одессы и Гамбурга, почти ежедневно отходили суда с грузами и людьми. Миллер вновь взялся за подсчеты. Вложив деньги в акции «Новой пароходной компании», если останется такой рост цены акций, то за шесть, максимум за двенадцать месяцев он сможет получить требуемую сумму. Но, опять но, Миллер был осторожен и не желал рисковать. Он не биржевой игрок. Так, по мелочам, это да, но на все сорок тысяч, это было для него слишком. Прошло несколько дней, и он уже как азартный игрок следил за акциями «Новой пароходной компании», акции росли в цене. В пятницу, во время перерыва на завтрак, Миллер с Думской площади направился на Дерибасовсую улицу выпить свой кофе, это он делал ежедневно. Проходя мимо газетного киоска, он купил «Биржевые ведомости». К сегодняшнему дню, акции добавили еще два с половиной процента в цене. Как писала газета, акции крепчали, а вот купить их было почти невозможно. Все надеялись, что будет выпущен еще один большой пакет акций, но все это было пока слухами. На рынке было ожидание. На этот раз Миллер дрогнул, надо решаться, иначе виноградник уйдет вместе с молодой фрау. И он заказал еще и рюмку коньяка, для храбрости. Выбор был сделан. Все или ни чего, хотя, какое там ничего, акции росли в цене. Готовились крупные поставки зерна в Америку, и он это хорошо знал. Он не знал только одного, что за ним наблюдают и наблюдают серьёзно уже целый месяц. Бывший альфонс, а теперь известнейший на всю Одессу и Россию аферист Додик Шиманович крепко расставил свои сети.

20. Додик Шиманович.

Додик был родом из хорошей еврейской семьи. Семья проживала в Центральном районе города Одессы и очень этим гордилась. Это вам не Молдаванка с голытьбой, это центр города. Они где-то были правы. Это была не Дерибасовская с Итальянским бульваром, это была Преображенская улица, метров двести от «Привоза», но это был-таки Центральный район. Семья занималась выпечкой хлеба, булочек и разных пирожков с невообразимым количеством начинок. О начинке пирожков чуть позже и подробнее. В обычные дни выпекался белый хлеб, для среднего класса, французская булка, для людей по богаче, ржаной хлеб для простого народа. К пекарне был прилажен магазин с двумя окошками. В окошке, что выходило на Треугольный переулок, торговали пирожками с кошерной начинкой. В Треугольном переулке располагалась небольшая синагога, после молитвы евреям всегда хотелось есть. В другое окошко, что глядело на Преображенский собор, выставлялись те же пирожки, но будем считать, без кошерной начинки. Православные тоже хотят кушать. Третья часть пирожков доставлялась на «Привоз», вот из кого, или из чего там была начинка, так это ни кто не знал. Кошка, скажем, или собака могла пропасть в округе, так все одно было вкусно для простого человека, так как пирожки жарились на прекрасном подсолнечном масле, и это было правдой, так как страна еще не знала пальмовое масло. Тюленьи и китовые жиры пришли в Одессу вместе с советской властью. Вот пирожок, пожаренный на тюленьем жиру пах такой падлой, что обладателя такого пирожка, порой били и били сильно, но потом и сами стали есть. Нет гербовой, пишут на простой, но это все позже. Пасхальные дни были наиболее прибыльные. Сначала пекли мацу, она шла нарасхват. Потом пекли знаменитые куличи, у Шимановичей они были исключительно пышные и красивые, те так же шли нарасхват. Православный люд их брал без сомнения, месил тесто Егор, по кличке Кожемяка. И я вам скажу, что бы замесить хорошее тесто на пасхальные куличи, нужно большое здоровье. Это вам не машина со слабым тестом, это тесто ручной работы. Вот в промежутке между еврейской и православной Пасхой, Шимановичи отправлялись на Дворянскую улицу, к немецкой кирхе, что бы там распродать свой товар немцам. В католическую Пасху немцы прекрасно покупали сдобные булки у евреев. Вот так и жили Шимановичи. Ежедневный тяжелый труд. Когда у них родился мальчонка, его нарекли Додиком, тут же появился ребе со своей машинкой и Додик стал полноправным членом семьи Шиманович, приписанным к одесской синагоге и, что не менее естественно, полноправным гражданином города Одессы. Додик первым из рода Шимановичей окончил еврейскую гимназию, хорошо учился. Можно было подумать и об университете, но тут папа сказах, хватит, побаловался с книжками, пора к станку, то есть к печке. Додик потрудился в детстве и у станка стоять не захотел. В восемнадцать лет он плюнул на мацу, через неделю на лютеранскую булку, вот на православный кулич он плюнуть