litbaza книги онлайнИсторическая прозаИмперия Александра Великого - Артур Джилман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 52
Перейти на страницу:

Библиотека и музей воистину оказались обителью муз, и там сформировалась группа блестящих студентов, изучающих науку и литературу. Библиотекарями были: Зенодот, филолог и критик; Каллимах, о поэмах которого мы еще поговорим; Эратосфен, астроном, заложивший основы процесса, с помощью которого сегодня определяется размер Земли. Еще эту должность занимали: Аполлоний Родосский, ученик и враг Каллимаха; Аристофан Византийский, основатель школы филологической критики; и Аристарх Самофракийский, имевший репутацию величайшего критика древних времен. Изучение текстов Гомера было главной работой Зенодота, Аристофана и Аристарха, и именно Аристарх в основном закрепил форму, в которой «Илиада» и «Одиссея» остались до сегодняшнего дня.

В это время напряженной умственной деятельности Эратосфен посвятил себя, среди прочего, хронологии, желая поставить ее на научную основу. Он сделал попытку определить Троянскую эру, посчитав, что это 1183 или 1184 г. (даты осады Трои 1194–1184 гг. до н. э. — Ред.). Дата сейчас считается предположительной и только приблизительной, но признается, как имеющая право на существование. Страбон противопоставил этого великого человека Каллимаху, которого считал единственным сравнимым с Эратосфеном по разносторонности. Он отметил, что Эратосфен был не только поэтом и филологом, как и Каллимах, но также достиг высочайшего мастерства в философии и математике. Его репутация основана в основном на открытиях, поскольку его литературные труды до нас не дошли, за исключением нескольких фрагментов. Такие люди под покровительством Птолемея сохранили для нас лучшие образцы греческой литературы, которые пощадило время. Их неустанное стремление к знаниям, необычайные таланты и безграничное честолюбие сделали Александрию очагом литературной деятельности.

Обширные собрания библиотеки и музея определили весь характер литературы Александрии. Одно слово обобщает все: эрудиция, в философии ли, критике, науке или поэзии. Удивительно, но великие люди, о которых идет речь, отрицали не только риторику, для которой не было возможностей, но даже, в определенной степени, историю. Последнее, вероятно, объясняется тем, что история до Александра не имела привлекательности для эллинизма. С другой стороны, мифические практики, странные традиции и любопытные слова были предметами для исследования, дорогими их сердцам. В науке эти ученые вершили великие дела, то же самое можно сказать о географии. А о систематическом переводе с иностранных языков священных книг уже упоминалось ранее.

Но неужели они ни в чем не были самобытными? И не добавили ничего своего к превосходному собранию произведений греческой литературы?

В следующем поколении появилось искусство критики, которую Аристарх развил в настоящую науку. Но даже в этом поколении мы можем говорить о трех оригинальных или почти оригинальных событиях в литературе: пасторальной идиллии — она представлена у Феокрита, элегии — она представлена у римских подражателей Филета и Каллимаха — и романтической, или любовной, повести, прародительнице наших современных романов. Все это имело ранние прототипы в песнях Сицилии, любовных песнях Мимнерма и Антимаха, в сказаниях Милета, но их возрождение по праву может считаться оригинальным открытием.

Из всего сказанного пасторальная идиллия является самым выдающимся явлением. Едва появившись, она навсегда завладела миром. И для педантов в уединенных монастырях, и для богачей, живущих на жарких улицах Александрии в окружении песчаных пустынь, ничто не могло быть привлекательнее, чем свежесть прохладных нагорий, тень у заросшего папоротником колодца, шелест листвы и музыка падающей воды, блеяние овец, мычание коров…

Стон голубок в старых вязах,
Жужжание бесчисленных пчел.

Людям нравилось слушать в песне о соперничестве пастухов и о звуке дудочки, разносящемся по долине, затихшей в жаркий полдень, когда обозленный Пан отдыхает и не потерпит никакого беспокойства, кроме успокаивающего стрекота обожженных солнцем цикад.

Эта поэзия была такой же искусственной, как «Аркадия» Санназаро, картины Ватто или «Трианон» несчастной Марии-Антуанетты. В идиллиях даже педанты были одеты пастухами и назывались придуманными именами. Но искусственная природа всегда была очень популярной у цивилизованных народов. Размеры данной книги не позволяют использовать много цитат, но совсем без них обойтись тоже нельзя. Далее приводится несколько отрывков из лирики Феокрита.

Идиллия IX

ПАСТОРАЛИ

Дафнис, Меналк, пастух
П а с т у х
О, песня Дафниса! Пусть он начнет.
Он начинает, и вступает Меналк:
Пока ягнята сосут, а с бесплодными коровами
Молодые бычки пасутся или бродят по колено в листве
И никогда не уходят далеко. Но песне твоей,
Дафнис — скоро Меналк ответит.
Д а ф н и с
Сладок хор телят и коров,
И сладкозвучна дудочка пастуха. Но никто не может соперничать
С Дафнисом; моя постель из тростника
Возле прохладного ручья, и я на ней лежу
На мягких белых козьих шкурах. С высокой вершины холма
На меня обрушивается сильный западный ветер,
Срывающий ягоды земляники; как вышло, что я
Больше не обращаю внимания на лето с его огненным дыханием,
Тогда любовники прислушиваются к словам матери и отца.
Так говорит Дафнис, а Меналк отвечает:
М е н а л к
О, Этна, мать моя! Хороший грот Есть у меня в горах: и там я храню
Все, что в мечтах рисует человек! Там
Много коз и овец, в шерсть которых укутанный с ног до головы
я сплю.
Костер, который греет мой котелок дубовыми и буковыми
поленьями,
Сложен — сухие буковые бревна, когда снег глубок;
И бурю, и солнце, я их презираю,
Как беззубый грызет орех, когда готова похлебка.
Я хлопал в ладоши и сразу показал свои дары:
Посох для Дафниса — это ручная работа
Природы, он вырос на землях моего отца.
А чтобы гончар не придрался,
Я дал его другу большую раковину:
Мы вытащили ее обитателя на Икарийские скалы
И съели, разделив на пятерых.
Там мы лежали,
Полускрытые на ложе из ароматного тростника
И свежесрезанных виноградных лоз, кто счастливее нас?
Богатые вяз и тополь шумели над головами;
Неподалеку, журча, тек святой источник
Из грота Нимфы; и в темных ветвях
Трудолюбиво стрекотали цикады,
Скрытые в густых колючих кустах вдали.
Слышался голос древесной лягушки; украшенный хохолком
жаворонок
Пел со щеглом; стонали горлицы,
И над водой висела позолоченная пчела.
Все имело вкус лета, близкой осени:
Груши под нашими ногами и яблоки сбоку
Лежали в изобилии: ветви на землю
Опустились под тяжестью тернослива, а мы счищали
С бочонка корку четырех долгих лет.
Скажите вы, живущие на вершинах Парнаса,
Нимфы Касталии, старый Хирон когда-нибудь
Ставил перед Гераклом чашу столь прекрасную
В пещере Фолуса — не этот ли ароматный напиток
Заставил пастуха, в руке которого
Скалы, как галька, Полифема могучего,
Танцевать на лужайке?
О, дамы, вы идете для нас
Мимо святилища Деметры в праздник урожая?
Рядом с чьими стеблями кукурузы я часто снова
Ставлю мое широкое крыло: а она стоит рядом и улыбается,
Держа в руках маки и снопы колосьев.

ПОХВАЛА ПТОЛЕМЕЮ

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 52
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?